говорят об опыте и зрелости.

— Чума забери эту зрелость! Раньше я заслуживала других слов.

— Ах! Я тебе верю, особенно если ты походила на свое прелестное дитя. — И Харун нежно поцеловал Зютюльбе.

Вдруг девушка вздрогнула от ужасающего крика, вырвавшегося из необъятной груди страшного Шамамы.

— Открывай! — закричал он. — Открывай, старая карга!

И снова начал колотить в дверь так, словно у него железные кулаки.

— Не бойся, моя милая голубка! — успокоил жену халиф. — Давай отдадимся чарам любви, на свете нет ничего слаще удовольствий, которым мешают, все прочие кажутся пресными. Стучи, греми, тряси, необузданный Шамама! Заставь хрупкую и дрожащую красавицу, что боится твоих ужасных угроз, искать убежища в моих объятиях, пусть ее душа найдет дорогу к моим устам и укроется в моем сердце!

— Хватит! Дерзкий вор! Палач! — вскричала старушка. — Оставь нас! Беги через окно, дом, того и гляди, рухнет. Не подливай масла в огонь, я и так уже ни жива ни мертва.

— Нет, я никуда не уйду, мне и здесь хорошо, тем более что нам пора в постель, но, раз этакая свадебная музыка тебе не по нраву, придется отослать музыкантов прочь. Возьми это кольцо и скажи через замочную скважину тем, кто стучится в дверь: здесь муж моей дочери, и он велит передать это кольцо вали, в его собственные руки. Уж вали-то поймет, что делать.

— Ты думаешь, твое кольцо вскружит им голову так же, как своими ласками и объятиями ты вскружил голову моей дочери? Пусть даже этот самый вали в сговоре с тобой, но остальные-то, само собой, нет. Но если ты сотворишь еще и это чудо, я тут же обмотаюсь широким поясом, чтобы выглядеть ловкой и проворной, как все твои собратья, и попрошу дать мне первый урок. Ты научишь меня, как снять с женщины туфли, чтобы она этого даже не заметила.

— Ты шутишь, добрая матушка! Тем лучше, это поможет тебе выполнить мое поручение. Возьми же перстень и передай, слегка приотворив дверь. И при этом скажи, да построже: «Вот кольцо моего зятя, его зовут Иль Бондокани».

— Уже иду, — согласилась старушка. — Я поняла, в этом имени есть что-то волшебное, люди от него каменеют, точно статуи.

Леламаина ушла, а халиф, пододвинув стол к окну, вылез обратно на террасу и обратился к Юмису, который ждал его приказаний.

— Возьми мой меч и лестницу, — велел ему Харун, — спустись на улицу и смотри в оба: если кто осмелится пальцем тронуть старушку или прикажет ее схватить, немедля отруби ему голову. Как только убедишься, что мое кольцо внушило им должное почтение, объявись, а потом смести вали и главным назначь Хасана. Пусть вали немедленно отдаст Хасану свое платье. Прикажи охране препроводить бесчестного начальника стражи, Шамаму и всех, кто, как ты сам видел, подстрекал на крайности или допускал их. Пусть их посадят на цепь до завтрашнего утра, но, как только рассветет, покараешь виновных.

Халиф возвратился к молодой жене, а глава эмиров помчался исполнять полученные приказания. Спрятав меч под одежду, он подошел к осаждавшим сзади как раз в тот момент, когда Леламаина вступила в пререкания с Шамамой.

— Не дави на дверь будто одержимый, — попросила она, — отойди в сторонку, дай подойти господину начальнику, мне надо с ним потолковать и передать кольцо.

— Открывай и отдавай сюда кольцо, нечистая тварь, господин вали сидит на лошади, он ради тебя и пальцем не пошевелит.

— Придется ему потрудиться, — не уступала старушка, — я должна лично вручить ему перстень моего зятя. Господин наверняка сумеет прочитать, что на нем начертано.

— Еще чего, каракули разбирать! Господин, — закричал Шамама начальнику, — у меня в руках секира, дозволь мне всего три удара, дверь рухнет, мы возьмем висельника, наложим лапу на всё, что там есть, и заодно заберем проклятую старуху и ее продажную дочь.

— Господин вали, — возразил Хасан, — думаю, твоя мудрость не позволит Шамаме учинить насилие. Посмотри, что принесла старуха. Мы же понимаем, что человек, за которым мы пришли, явился в этот окруженный со всех сторон дом неизвестно откуда и каким путем. Значит, это не просто жилище двух женщин. И если ты, после того как взглянешь на кольцо, решишь, что надо высадить дверь и нам по-прежнему будут оказывать сопротивление, я первым нанесу удар секирой. Однако позволь мне сначала задать этой женщине несколько вопросов и прикажи людям немного отступить.

Начальник нехотя согласился. Шамама, ругаясь на чем свет стоит, отошел в сторону. Хасан поднялся на порог.

— Доверься мне и открой дверь, — сказал он старушке, — дай мне кольцо. Откуда оно у тебя?

— От моего зятя, — ответила Леламаина, немного успокоившись от ласкового голоса Хасана. — И он утверждает, что его имя — Иль Бондокани.

Хасан почтительно передал кольцо и всё, что сказала старушка. Имя Иль Бондокани не произвело никакого впечатления на бесноватого Шамаму, который понятия не имел о том, кто за ним скрывался.

— Что еще за Бондокани, — возмутился он, — и с какой стати он посылает нам кольцо? Я лично награжу его сотней палочных ударов, а его перстень надену себе на палец в знак уважения к его великому имени. Я порублю его старуху на куски, я обращу ее в прах, втопчу в пыль и грязь. Открывай двери настежь, или я пущу в ход секиру!

— Замолчи, несчастный! — остановил его начальник. Он только что услышал имя Иль Бондокани и рассмотрел кольцо, которое было своего рода печатью{52}. — Твоя гнусная, ненасытная алчность и жуткая злобность погубила нас всех.

С губ начальника сорвался еле слышный вздох, он стал передаваться из уст в уста, лишь слегка касаясь ушей, и наконец дошел до Шамамы вместе со страшными словами: «Это халиф».

Даже если бы над ухом негодяя разом зашипели все земные и морские гады, а также все ядовитые твари, он не испытал бы такого ужаса: злодей упал как подкошенный, а потом начал кататься по земле и грызть ее зубами. Нечистая совесть разом обрисовала все его преступления, и через мгновение он задергался и забился в падучей словно одержимый.

— Я уличен, уничтожен, погиб, — повторял он в отчаянии, пока по приказу эмира Иламира Юмиса на него не надели цепи и не утащили прочь.

Добрая Леламаина внимательно следила за