Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего не знаю, я в душе был сегодня. Ищи у себя! — нагло заявил он.
— Это твои духи, Ланской, — покачала я головой. — Вкус у тебя, надо сказать, полный отстой!
Не хотела же его драконить, но прямо ничего не могла с собой поделать. Он уже довольно нервно сжимал руль крепкими длинными пальцами и раздувал ноздри. А мне просто хотелось отомстить за "сучку" в столовой.
— Окно открывается? — спросила я, пока машина плавно и тихо несла нас по улицам к театру. — Или не работает механизм, и твои дружки-бабуины всё уже выломали здесь?
— Конечно, открывается, — кивнул Мир и нажал на кнопку, и стекло поехало вниз. — В отличие от "шарика" твоего бати здесь всё работает идеально.
— Ну куда столько опустил? — возмутилась я. — Холодно же!
— Тебя не разобрать: то холодно, то жарко! — нахмурился ещё больше Мир и поднял стекло обратно.
— Совсем зачем было закрывать? — спросила я. — Так ведь жарко.
— Диана, молча посиди, — рыкнул он. — Не отвлекай меня от управления. Надеюсь, не вспотеешь и не испортишь мне обивку!
Я умолкла. Действительно, что я его злю за рулём? Мне еще дорога моя жизнь. На всякий случай пристегнулась…
* * *
На парковке у входа в театр я очень боялась встретить Таню и, прежде чем выйти из машины, огляделась по сторонам. Не обнаружив нигде Ежовой, вышла и пошла следом за Ланским к лестнице, ведущей в подвальные помещения. Лишь яркая вывеска над входом сообщала, что здесь находится самый настоящий театр. Пару раз я уже была здесь на спектаклях и даже видела на сцене Мирослава. Неплох парень, неплох, стоит отдать ему должное.
Он провёл меня через служебный вход в гримёрные комнаты, где пока ещё никого не было. Мы оказались в небольшой комнате с туалетными столиками только вдвоём.
— Проходи, — указал он рукой на один из стульев. — Доставай книгу.
— А когда остальные начнут подходить? — спросила я его, присаживаясь на указанный стул и ощущая огромную неловкость от того, что осталась с ним наедине в столь тесном помещении. Аж жарко стало снова…
— Через полчаса примерно, — ответил он и сел напротив.
— Много будет народа?
— Нет, — покачал головой Ланской. — Я, режиссёр и претендентки на роль.
— А остальной труппы не будет?
— Зачем они на прослушивании? Только смущать вас будут. — Пожал плечами Мир. — Выходной сегодня, только пробы.
— Понятно, — сложила я руки на коленях, не зная, куда деть себя от волнения и как вести себя с мажором.
Серые глаза смотрели на меня так, словно чего-то ждали. Не дай бог сейчас заведёт разговор о долгах, я его точно отпинаю. Время шло, а мы продолжали сидеть молча и пялиться друг на друга. Не выдержав такого внимания, я вопросительно подняла брови вверх.
— Книгу почему не достала? — спросил он. — Долго я ждать буду, когда ты разродишься?
Ах ты чёрт… От волнения мимо ушей пропустила его просьбу. Неловко расстегнула “молнию” сумки и вынула том, который дал мне Мир.
— Давай, — протянул он руку к книге.
Я вложила в его пальцы пьесу, он положил книгу на стол возле себя и повернулся обратно. Немного придвинулся ко мне, облокотившись на свои ноги.
— Текст тебе больше не нужен, — сказал он, разглядывая моё лицо. — Ты должна была его выучить. Выучила?
— Да, — кивнула я.
— Сейчас проверим… Я ваших рук рукой коснулся грубой.
Чтоб смыть кощунство, я даю обет:
К угоднице спаломничают губы
И зацелуют святотатства след.
Мирослав коснулся мой ладони, обхватывая пальцы своей большой и горячей рукой, и я вздрогнула, совсем как во сне тогда… Хорошо, что он решил порепетировать здесь, иначе на сцене я бы разволновалась точно и напрочь всё забыла. Он читал этот текст, глядя в мои глаза, и моё дыхание невольно стало рваным, грудь вздымалась от слишком частых вдохов.
— Святой отец, пожатье рук законно.
Пожатье рук — естественный привет.
Паломники святыням бьют поклоны.
Прикладываться надобности нет, — произнесла я свою часть диалога и забрала пальцы из его ладони.
— Однако губы нам даны на что-то? — спросил Ромео, и в его глазах появились озорные огоньки.
Чёрт, а хорошо играет… Я прямо залипаю вдруг в его серые глаза, на его пухлые, но мужественные губы.
— Святой отец, молитвы воссылать, — невинно отозвалась я.
— Так вот молитва: дайте им работу.
Склоните слух ко мне, святая мать, — сказал мне Ромео-Ланской.
— Я слух склоню, но двигаться не стану, — упрямо покачала я головой.
— Не надо наклоняться, сам достану, — ответил он и потянул меня за руку к себе, заставил встать со стула и ловко усадил меня прямо на своё колено.
— Мир… — тихо возмутилась я и надавила ладонями на его грудь, желая увеличить расстояние, но потерпела неудачу и утонула в его запахе, который заполнил меня всю. Застыла, когда его руки оказались в моих волосах, заставляя мою голову наклониться ближе к его губам. Внутри словно бабочки вспорхнули. Этот чёрт меня сейчас в самом деле поцелует…
— Только попробуй, — сказала я ему в губы, путаясь в словах и не сладив с голосом. — И я тебя убью.
— Ты мне должна, Синеглазка, — усмехнулся Ланской, совсем сокращая последние миллиметры между нами.
Взрыв эмоций, а тело словно током шибануло в тот момент, когда его губы оказались на моих. Коснулся и сам застыл, словно боясь идти дальше или снова и снова пробуя этот миг на вкус. Я осталась сидеть словно статуя, мозгами понимая, что я должна встать и уйти, но сил это сделать просто не было. Мир подхватил мою нижнюю губу своими и втянул в себя, вызывая невольный резкий вздох. Пульс стучал в ушах, меня бросало то в жар, то в холод, но я не знала, как это остановить, мне хотелось хотя бы ещё немного продлить эти ощущения. Бабочки в животе совсем взбесились и метались в разные стороны, щекоча стенки желудка.
Ладони всё еще были на стороне мозга и давили на его грудь, а губы уже разуму не подчинялись, жили отдельной жизнью и послушно открывались ему навстречу. Длинные мужские пальцы одной руки зарылись в мои длинные распущенные волосы, а пальцы второй сжали мою ягодицу, которая даже через джинсы всё отлично ощущала и покрылась мурашками. Мирослав кончиком языка мягко, даже ласково, прошёлся по контуру моих губ. Я не сдержалась и застонала уже куда более явно.
Внизу живота вдруг стало жарко, мне захотелось свести бёдра вместе в поисках… Не знаю чего, какого-то облегчения? Там словно всё горячим жгутом скрутили. Господи, ну как это прекратить и настучать ему по наглой башке? Почему так приятно, чёрт возьми? Когда всё же свела бёдра, то почувствовала ягодицей, что угодила на что-то твёрдое… Мои глаза стали похожи на два огромных блюдца. Твою мать, это его член! Он… встал? На меня? Из-за поцелуя? От моего движения по его члену через джинсы теперь уже тяжело задышал Мир…