После ранения отчаянно хотелось есть. Нужно что-то приготовить, и быстро, пока не проснулся ее защитник. Но где же он? Неужто все-таки уехал без нее? От этой мысли на глазах навернулись слезы обиды и огорчения, и она несколько раз всхлипнула, но все-таки не расплакалась, напомнив себе, что нужно поторопиться, если хочет жить. И, здесь Феррун или нет, нужно что-то спешно приготовить на завтрак и снова бежать.

Выйдя во двор за водой, чуть не споткнулась об него, привольно лежавшего на травке перед крылечком с закрытыми глазами. Все так же не открывая глаз, он сердито фыркнул, повернулся на другой бок и снова заснул. Амирель с облегчением вздохнула, но тут же задумалась: что это с ним? Он же куда-то спешил?

Двигаясь как можно тише, чтоб ему не мешать, набрала в ведро воды, прикрыла за собой дверь и отправилась на кухню. Здесь все было точно так, как в тот день, когда она ушла на рынок, а попала в загребущие лапы элдормена Аверна. Вот только в чугунке суп совершенно высох да хлеб рассыпался в серые крошки. Но зато крупа, хранящаяся в плотно закрытых глиняных горшках, сохранилась. Понюхав ее и попробовав одну крупинку, решила, что та вполне еще пригодна.

Растопила печь, поставила вариться густую кашу. Все вокруг было знакомо, привычные дела успокаивали, но она понимала, что здесь ей оставаться нельзя. Если не эмиссары тайного сыска, то кто-нибудь из вчерашних разбойников, требовавших ее сожжения, непременно наведаются сюда снова. Увидев, что она здесь, вряд ли они оставят ее в покое.

Амирель готовила еду, раздумывая, как ей уломать несговорчивого Ферруна взять ее с собой или хотя бы тайно проводить до Холлтбурга. Там ее в одном из своих замков мог спрятать граф, а здесь ей грозит верная смерть. Интересно, убить ее приказал разозленный ее побегом Торрен, или это решение самого элдормена Ветте?

Ей есть чего бояться. Глава тайного сыска безжалостен и коварен, она в этом убедилась на собственной шкуре. И он не остановится, пока не добьется своего. Ветте явно вознамерился ее убить, пусть и чужими руками, как вчера. Ей даже сегодняшней, такой тихой, ночью, чудились чьи-то крики и лязг мечей.

– Что, выспалась? – на кухню без стука зашел Феррун без рубашки, с мокрым торсом и блестящими каплями воды на гладкой белой коже.

И без того напуганная предыдущими неприятными событиями Амирель громко взвизгнула от неожиданности.

– Ты хоть бы стучался! – негодующе выговорила она, когда язык начал ее слушаться. – Входить без стука неприлично!

– Еще одна поборница этикета! – отбрил ее Феррун, нарочито сморщившийся от ее визга, как пересушенная рыба. – Ничего я тебе не должен, ты моя жена, не забыла? С каких это пор мужья должны стучаться, когда входят в комнаты к женам?

Амирель притихла, глядя на него испуганными глазами. В самом деле, если он вдруг решит осуществить свои законные права мужа, что ей делать? Подчиниться или протестовать? Ведь согласия на замужество она не давала?

Феррун взял свою рубашку и принялся ее натягивать, приговаривая при этом, не то успокаивая девушку, не то издеваясь:

– Не бойся, ты мне совсем не нравишься. Я на тебя смотрю, будто в зеркало гляжусь. Противно, однако.

– Я что, такая некрасивая? – от обиды Амирель тут же забыла, что не хотела за него замуж, и, поджав губы, отчего они превратились в узенькую полосочку, заявила: – Я вроде не уродка.

– Я тоже не урод. Но целоваться с самим собой вообще-то противно. Или тебе нравится миловаться со своим отражением? – язвительно перекосился Феррун. – Часто этим занимаешься?

Амирель растерялась от его слов и не сразу нашлась, что ответить, искоса поглядывая на застегивающего рубаху парня. На его стройном теле рельефно выделялись твердые мускулы. Смущенно отведя взгляд в сторону, вызывающе заявила:

– Ты мне тоже не нравишься. У тебя мерзкий характер. И целоваться я с тобой не собираюсь.

– Это хорошо, – снисходительно одобрил ее решение Феррун. – Мне нравится. У вас разводы бывают?

– Нет, – Амирель стало как-то не по себе.

Не успела замуж выйти, как с ней уже развестись хотят. И пусть Феррун ей не нравился и даже страшил, но быть замужней женщиной казалось как-то безопаснее. Может быть, под его защитой до нее не доберется ни элдормен Ветте, ни сам король? Феррун уже всем доказал, что силен и смел.

– Жаль. У нас бывают, хотя для этого нужен очень весомый повод.

– Какой повод? – с интересом спросила она. – Измена? А чья? Только жены? Мужа не считается?

– Не только. Если жена сумасшедшая или муж. Ну и вообще разное. Это решает наместник.

– Единолично? – Амирель представила, что за соответствующую мзду любого можно объявить сумасшедшим, и ужаснулась.

– Нет, конечно. У него много людей в подчинении. Но наместник самый главный. Правда, есть еще Совет Аристократов, но они собираются редко. И такими мелочами, как разводы простолюдинов, не занимаются. Хотя у нас еще кардинал имеется. – Он на мгновенье призадумался, а затем внезапно рассердился: – Я этим никогда не интересовался. Откуда мне было знать, что мне придется жениться, чтоб спасти какую-то дурочку, а потом с ней разводиться?

Амирель удивило внутреннее устройство Терминуса, возмущение Ферруна она пропустила мимо ушей.

– Есть аристократы, есть наместник, есть кардинал, а где же король?

– У нас нет короля, – посмотрел он на нее с неодобрительным прищуром. – Королевская династия прервалась сразу после приезда в Северстан королевы Лусии. Ты что, этого не знаешь?

– Знаю. Об этом все образованные люди знают. Но неужели до сих пор не был выбран новый король? Ведь столько лет прошло?

Феррун ответил неожиданно серьезно:

– Выборы короля вылились бы в гражданскую войну, что недопустимо. Мы постоянно обороняемся от наглых соседей, почти все силы уходят на бесконечные войны. Если еще и внутренние разборки пойдут, страны попросту не станет. Есть указы последнего короля, по ним и живем.

Амирель впервые с уважением взглянула на легкомысленного, на первый взгляд, парня. Она и не предполагала в нем такой дальновидности. Но он в один миг разрушил все ее уважение, заявив:

– В разводах всегда виноваты жены. Это у них ума не хватает слушаться своих мужей. Мужчины вообще намного умнее женщин.

Возмущенная его безапелляционностью, Амирель решительно вступилась за свой пол:

– Ты что, совсем женщин не любишь? Даже мать?

– Не знаю никакой матери! – грубо отрубил он. – Я всегда был один. Думаю, ее у меня просто нет и не было никогда.

Амирель хотела возразить, что матери есть у всех, но передумала. Если он так плохо думает обо всех женщинах, то у него должны быть для этого веские причины.

Немного подумав, он добавил:

– Мне нравится только Агнесс. Она добрая. Ну и Фелиция еще ничего. А остальные просто дуры, – он многозначительно посмотрел на нее. – Все, без исключения.