— Она любила тебя. Ради тебя она была готова на все. И ты это прекрасно знал. Именно по этой причине она и приняла порошок, пожертвовала собой ради чертова снадобья, которое вы с ней сотворили.

— Кейт была… — начал было Бринк. Он хотел сказать, что она была сумасшедшей. Он на минуту закрыл глаза. Нет, неправда, хотя то, что Кейт сделала, было чистой воды безумием. Она была настолько уверена, что они с ним на верном пути, что захотела ему это доказать — ему, который вечно мучился сомнениями. А может, и не только ему, но и своему бывшему любовнику, Полу Чайлдессу, который отказывался отвечать на их вопрос, возможно ли приостановить с помощью нового препарата вспышку чумы в Дакаре. Нам нужен подопытный кролик, сказала она ему накануне вечером, когда они лежали в постели, однако тогда он не стал придавать ее словам особого значения, не понял, что, собственно, за ними кроется.

— Боже, ну и история, — негромко произнес Чайлдесс. Причем уже не в первый раз начиная с января. Отношения между ними были сама учтивость — никто и словом не обмолвился про то, что Кейт спала с Чайлдессом и что их роман доживал последние дни. По крайней мере, так она сама сказала, когда Бринк пришел работать к ней в лабораторию. Взрослые люди, они даже не разговаривали на эту тему, никогда не обменивались ударами. И даже если Чайлдесс и был зол, что потерял Кейт, он никогда не показывал виду. Бринку тоже было не по себе — он отказывался называть это раскаянием — от того, что он любил женщину, которую любил его друг, до сих пор любил, и этот его внутренний дискомфорт тоже был почти на поверхности.

Бринк открыл глаза и увидел указатель, на котором, в свете тусклых кругов, отбрасываемый фарами «доджа», можно было прочесть: «Харвант».

— Куда мы едем?

— В больницу в Чичестере, в десятке миль отсюда. Этим утром там к берегу пристала лодка. Я хотел бы, чтобы ты взглянул на ее пассажиров. Впрочем, большинство их так и не дождались конца путешествия.

Бринк был сбит с толку. Ему жутко захотелось закурить. Но ведь он же бросил эту дурную привычку! Бросил, потому что его попросила об этом Кейт, добавив, что она читала материалы исследования Джона Хопкинса, в котором говорилось, что «курение съедает целые годы вашей жизни».

— Я вернул тебя домой, потому что ты единственный, кто может нам помочь, — произнес Чайлдесс. — Некоторые в этой больнице полагают, что у французов…

Бринк не дал ему договорить. Он все понял. Его работа, его поездка в Дакар, чернокожая девочка, бомбардировщик, летящий на всей скорости в Англию, воспоминания о Кейт и гибель Нолза, — все это были шаги, такие ясные, как очки в двойной игре, 4–6–3.

— Господи, у них чума? И они прислали ее сюда?

Водитель резко вывернула руль, и машину занесло на повороте…

— Он единственный, кто остался в живых? — спросил Бринк.

Сестра покачала головой. Она была стара, лицо ее покрывала сетка морщин, напоминая карту улиц.

— Нет, сэр. Есть еще молодая женщина. Она в палате дальше по коридору.

Бринк подошел к металлической койке в голой больничной палате. Лампочка под потолком высвечивала под простыней силуэт мужчины. Мужчина был без сознания. Лицо в каплях испарины, словно в каплях дождя. Губы фиолетовые, сиреневого оттенка.

— Не подходите близко, — предупредила Бринка старая сестра. — Еще двое, которых они привезли сюда, скончались сегодня днем.

— Женщина?

— Тоже француженка. Но с ней, похоже, все в порядке. Это ее отец. По ее словам, рыбацкая лодка сегодня села у берега на мель, — и сиделка указала на силуэт мужчины под простыней.

— Чуму заподозрили вы? — спросил Бринк, в упор глядя на закрытое простыней тело. Как жаль, что с собой у него сейчас нет А-17, хотя Чайлдесс и позвонил в Портон-Даун, чтобы препарат привезли сюда. Но машина, по всей видимости, еще не прибыла.

— Да, сэр. В свое время я долго работала в Индии, так что такие вещи легко могу узнать с первого взгляда, — старая сестра пристально посмотрела на Бринка. — Вы, как я понимаю, американец.

— Да.

— Но вы из министерства… — начала было она.

— Да, я из министерства, — подтвердил он. Сестра снова одарила его взглядом, в котором читался вопрос: как может американец раздавать указания от имени министерства здравоохранения.

— Вы врач, сэр? У вас есть соответствующий опыт? — она посмотрела на его одежду. Рубашка на нем была забрызгана кровью Нолза. Брюки, лишившись ремня, сползли на бедра и держались на честном слове, что, безусловно, не внушало доверия к его умениям врачевателя.

В общем, Бринк даже не знал, как ответить на ее вопрос. Боже, сколько вокруг секретов!

— У него может быть все что угодно, — произнес он, наконец, вновь глядя на пожилого француза, понимая, однако, что пожилая сестра права.

— Остальные были цвета мариямуны, сэр. Я провела в Индии долгие годы, и знаю, что бывает в таких случаях.

— Мариямуны?

— Так у них называют черную смерть, сэр. И я насмотрелась ее, уж поверьте мне. Болезнь сидит в легких. Видите мокроту?

Бринк уже успел разглядеть на фоне бледного лица едва заметную линию, которая пролегла от его посиневших губ к белой простыне, где она приобретала бледно-розовый оттенок. А в уголке рта виднелась светлая пена.

— Ему что-нибудь дали? — спросил Бринк.

— Сульфу, сэр, хотя, по-моему, от нее уже никакого толка.

— Бубонов, как я понял, на нем нет.

— Я внимательно осмотрела его, сэр. Подмышки, шею, пах, тело.

— А почему он без маски?

Морщинистая медсестра сморщилась еще больше.

— Я хотела надеть на него маску, но доктор Тадвелл сказал, что в этом нет необходимости. Я работала в Индии и потому знаю, я права.

— Срочно найдите для него маску, после чего оставьте нас ненадолго.

— Хорошо, сэр. Разумеется.

Сестра принесла маску, продолжая буравить Бринка пронзительным взглядом, но он захлопнул дверь прямо у нее перед носом.

Надев маску себе на лицо, он склонился над больным французом.

— Monsieur, réveilez vous, monsieur,[2]— обратился Бринк к нему из-за лоскутка ткани.

Больной даже не пошевелился.

— Monsieur, vous prie, où donc avez vous trouvés les malades?[3]

Увы, француз так и не сказал ему, где он нашел этих больных, он вообще ничего не сказал. За себя говорили разве что симптомы — а говорили они то, что этот человек смертельно болен. Дыхание мужчины было частым и поверхностным, лицо горело, ноздри и губы приобрели синюшный оттенок. Бринк предельно осторожно, стараясь не прикасаться к мокроте, которой та была испачкана, скатал влажную простыню. Как и утверждала сестра, на груди больного бубонов не оказалось.