Дома! Главное, вышли организованно, со звездочками, треугольничками, кубарями в петлицах. Тогда нередким явлением был приход без знаков воинского отличия, без документов, таких окруженцев чаще всего сопровождали в Особый отдел. Многие бойцы не могут, да и не скрывают радости, обнимаются, турсучат друг друга. Красноармеец Рахимгулов, стоя на коленях, лицом на восток, сложив по-мусульмански руки, то поднимет их, то опустит на грудь, шепча что-то под нос, с Аллахом разговаривает. Хотелось поозорничать, крикнуть:

– Рахимгулов, башкир киши, какому богу кланяешься?

Вовремя воздержался, и правильно сделал. Есть ситуации, когда вера, следование обычаям предков раскрывают внутреннюю суть человека. Хотелось подойти и сказать, что молиться нужно твоему земляку с красной звездой на фуражке и шпалой в петлицах – батальонному комиссару. Не стал вмешиваться, вера тоже хорошо служит Родине, убежденного убеждать – только портить.

Пехота поделилась с нами хлебом, перловой кашей, чаем, заснул мертвецким сном. Разбудили «юнкерсы», летели девятками, то немецкий 8-й авиакорпус «Рихтхофен» шел на бомбардировку Ленинграда, я впервые увидел столько самолетов. Пикирующие бомбардировщики обрушили бомбы на Гатчино, на лесопарки, дворцы, жилые дома, на жителей, все скрылось в огне, пыли, в дыму. Что стало с шедеврами зодчества, с богатством, созданным поколениями русского народа? Немцы изуверствуют, вьются, мечутся, пикируют, бомбят.

В такой ситуации, когда поджилки трясутся, в голову влезла родная Лопатина. Орава друзей – Павло Курючкин, Иван Морозов, Спиридон и Илларион Чеботаревы, на санках слетаем с горы до ключей и родниковых колодцев, несемся не сидя, а стоя во весь рост. Выгнулся назад, натянув веревки, в снежном вихре скатился вниз, затем помчался через ерик. Зазеваешься – под мостом очутишься, еще хуже, влез в незамерзающую грязь. Сейчас в небе изверг катится по воздушной горке, сидя на мягкой подушке, орет, включив сирену, стреляет из пулеметов, пушек.

Возвратились разведчики и связисты, наш полк находится в Гатчине, туда предписано прибыть к 12.00 для сооружения оборонительных объектов в Дворцовом парке. Узнали, что штаб попал под бомбежку, разбит вдребезги, десять бойцов посланы разведать обстановку. Нам нужно пробиться в район бывшего расположения штаба, разыскать мешок с деньгами, месячным довольствием личного состава батальона, найти другие штабные ценности, обнаружить живого или мертвого начальника финансовой части полка, все доставить в Пушкин.

Вылазка достигла цели, рядом с разбитым штабным блиндажом лежат телефонные аппараты, провод, в то время немалые ценности. Невдалеке, в котловане, увидели и начфина. «Живые» были лишь часы на руке, они шли. Осколком ему разворотило внутренности живота, от места ранения полз к убежищу с мешком денег в одной руке, с кишками в другой. Так и оставил по пути к укрытию след содержимого длинной вереницы внутренностей. Забрали документы, планшетку, часы никто не снял, заодно похоронили несколько человек штабной охраны. Одна машина, уткнувшаяся в кювет, заполнена ценностями, запечатанными в ящиках, в углу, развороченном бомбовыми осколками, виднелись пачки денег. Двое ребят, улучив момент, нахватали, набили карманы червонцами. Командир отобрал, едва не расстрелял на месте как мародеров. Оглянулись и увидели, что машина в огне, какие ценности гибли! Сколько людей полегло на этой дороге из Гатчино, она была беззащитной, без леса и укрытий, трупов не сосчитать, не описать. Тогда убедился, что главные потери армии несут не в боях, а в отходе, в паническом отступлении.

Город Пушкин, куда ни глянь, дворцы, парки, цветники, скульптуры. Прохожу мимо памятника великому поэту. Во взгляде, в пренебрежительно сомкнутых губах видятся укор и порицание: «Куда казак стремишься, не на Дон ли? Помни: «Как прославленного брата реки знают тихий Дон». Тяжело проходить рядом со славой народной, особенно когда ничего к ней не добавил. В роте произошло два события. Во-первых, красноармейцев, которые набрали деньги в подбитой машине, вызвали в штаб полка, арестовали, посадили на гауптвахту, куда они после делись, не знаю. Во-вторых, появились трое пропавших, из тех пятерых, что отстали в последнюю ночь. Они из Башкирии, в плен увел бойцов Голован, утек, как склизкая мокрушка скрозь каменьев. Единомышленники схомутались с немцами, а этих бедолаг фашисты отпустили. Перебежчики наперебой рассказывали, как хорошо немцы с ними обращались, накормили, выдали папиросы, одели в новое, то есть бывшее в употреблении, снятое с расстрелянных бойцов, выпроводили назад, к русским. Километров 30 везли на легковой машине, потом высадили, показали, куда идти:

– Идите домой в Башкортостан, к своим мамам, к невестам, Великая Германия семьи не разлучает.

Когда один окруженец сказал, что немцы дают башкирам автоматы и пушки, формируют национальный полк, но в этом подразделении еще мало «хороший башкирин», нас покоробило. Командир взвода не выдержал, вскочил, крутанул затвор винтовки, нацелился, срывающимся голосом крикнул, да так, что не только эти вояки, но и мы опешили:

– Сволочи, немецкие холуи! Вашу мать, встать, руки назад!

Перебежчиков отправили к командиру роты, там сначала обрадовались возвращению пропавших, затем удивились, под конвоем отправили в контрразведку. Действительно, сами того не осознавая, окруженцы стали провокаторами, немцы на них делали ставку, надеясь, что их рассказ побудит многих перейти фронт.

А легкобрех Голован? Оказался ярым врагом, пошел, как линь по дну. Человек озлобленный, ненавидевший наш образ жизни, приобрел новое оружие, теперь будет мстить, издеваться над пленными, в том числе и над бойцами нашей части. Военная судьба нас сведет рано или поздно.

Сентябрь 1941 года. Немцы перерезали железнодорожную связь Ленинграда со страной. Прорвавшись через станцию Мга, противник вышел на Шлиссельбург, 17 сентября фашисты оккупировали Пушкин. Наше подразделение, как и другие части 54-й армии генерал-лейтенанта М.С. Хозина, немцы отрезали от Ленинграда и столкнули к городу Волхову. Хозин был опытным военачальником, он командовал пулеметной бригадой еще в Первую мировую войну. Но слагаемые силы войны заставили делать зигзаги столь вычурные, что никто не знал, где наши, где враги. Всего на сутки задержались на окраине города, потом снова винтовку в руки, противогаз, гранаты, топоры, кирки, лопаты – и в поход. Оказались на реке Волхов, между станцией Кириши и Волховом. Из сосен и елей прокладываем по болоту настил, какой-то недоучившийся «суворовец» решил ударить по врагу не там, где ожидаемо, а через топь.

Часть получила задачу проложить деревянную дорогу, пропустить воинские подразделения с вооружением и боеприпасами, готовность к 22.00. Рота на дороге, одни стройбатовцы на заготовке материала, пилят и валят деревья, другие обрабатывают, третьи подносят, тащат издалека, рядом с дорогой рубить нельзя из-за демаскировки. Если бы кто посмотрел сверху, увидел картинку, схожую с бесконечным движением муравьев. Взвод укладывал проезжую часть полотна, основная схема: стволы вдоль, на них бревна поперек, по бокам притягивали жердины.

Было одно место, где трясина казалась бездонной, туда валили стволы в несколько рядов. Главное состояло в креплении, стягивали болтами, штырями, скобами, проволокой, в местах более ответственных тонким тросом. Чем глубже трясина, тем чаще, как на пакость, осмыгались ноги, одни строители в грязюку попадали по пояс, другие буль-буль – и нырнул боец бурки пускать. Уже к обеду нас не угадать, бегемоты или другие болотные чудища копошатся в лесу, грязные, как черт с трубы вылетел. Это полбеды, горе пришло с обстрелом противника, на настил попало три снаряда, натворили дел, покорежили, что и подступаться страшно. Приказ: