– Вот видишь? – Она улыбается.

– А что ты будешь потом делать с этими лишними 500$? – Я никогда не замечала, чтобы у Лины было много денег. Их отсутствие я объясняла невысокой зарплатой учителя и ее страстью к сумкам.

– Куплю новый беспроводной микрофон и подставку под него. – Я недоуменно смотрю на нее. – Для лагеря ЖДН. Там будет вечер талантов.

Я понимаю, что она имеет в виду проект помощи жертвам домашнего насилия. Лина давно и увлеченно является его волонтером.

– О, Лина. Я тебя люблю.

– А себе я куплю вот это, – говорит она, кликнув на симпатичную, слегка поношенную холщовую сумку-мешок за 43$.

– Это уже больше на тебя похоже, – киваю я.

– Можешь позаимствовать ее в любое время. Например, взять с собой в Нью-Йорк.

– Если я вообще поеду в Нью-Йорк.

– Пожалуйста, езжай. И хоть как-то развлекись, пока ты там.

– Примерно то же самое сказал Джон. Прямо перед детьми. Как будто это не по его вине я не купаюсь в шампанском.

– Он сказал, что тебе стоит немного развлечься? Что в этом плохого?

– Он попытался дать мне свою кредитку, – выпаливаю я.

Лина отталкивается от стола и удивленно смотрит на меня.

– Что?

– Хочет побаловать меня, пока он с детьми. Так и сказал. Меня чуть не вырвало.

– Мужчина хочет позаботиться о твоих детях и дает тебе денег, а тебя от этого тошнит?

Я закатываю глаза.

– Я могу сама о себе позаботиться. Не хочу, чтобы от меня откупались.

– Наверное, на эту ситуацию можно посмотреть и с этой стороны.

– Я не возьму у него денег, Лина. Это грязные деньги. Когда он за ними побежал, то меня оставил просто ни с чем. Мы привыкли к его уровню доходов, я сидела дома с детьми, по специальности не работала сколько – двенадцать лет? Если бы не подвернулась эта работа, благодаря которой у меня есть скидка на оплату обучения детей, их жизнь пошла бы под откос. Ужасный был период. Оставить жену-библиотекаря совершенно одну с двумя детьми – это вообще не айс.

– Нет. И ты замечательно справилась – подпрыгнула и побежала. То, что ты позволишь Джону оплатить свои расходы на этой неделе, не отменяет прошлое.

Я сжимаю зубы и качаю головой:

– А кажется, что отменяет.

– Значит, ты сказала «нет»?

– Да. Я сказала спасибо, но не надо, спасибо. И тут дети начали прессовать меня, чтобы я взяла карту.

– Не удивляюсь. Они на твоей стороне. Как и я.

Я не хочу этого слышать.

– Просто они любят тратить чужие деньги. Кори говорила про нью-йоркские рестораны, которые видела в сериалах. Джо твердил про сокровища музея естественной истории, музея транспорта, музея иммиграции. Сколько же у него знаний! Господи, пожалуйста, пусть он не потратит свои способности на научную карьеру историка.

Лина смеется:

– Теперь ты не хочешь, чтобы Джо получил специальность историка?

– Я хочу, чтобы он сделал карьеру в области счастья до конца жизни. Думаю, лучше всего его отражает слово «юриспруденция».

– А я думаю, эти две области диаметрально противоположны. Хотя что я, учитель этики, об этом знаю?

Я смеюсь над ней и качаю головой.

– Я знаю, что не могу выбирать будущее для детей, но это так неимоверно тяжело – понимать, что для них будет лучше, и отказывать себе в праве направить их в эту сторону. У Джо такое доброе сердце! Я боюсь, что он выберет себе не очень статусную работу, типа социальной сферы или преподавание в государственной школе, и просто сломается.

– Я слышу тебя. Могу только представить себе, как сложно позволить детям совершить свои собственные ошибки, – говорит Лина, напоминая мне, что и для матери, и для учителя этот навык, скорее всего, самый важный из всех. Но это тяжело – видеть наперед их потенциальные ошибки и просто держать за руку, когда они их делают. Конечно, речь не про ситуации смертельной опасности.

– Я поняла. Думаю, моя проблема с Джо в том, что он всегда принимает очень правильные решения. Мне даже не приходилось позволять ему ошибаться.

– Значит, он примет правильное решение и насчет карьеры, когда придет время, – улыбается мне Лина. – Правильное решение для себя. На тот момент.

Я киваю и замечаю возможность для красивой аналогии.

– А то, что я отказываюсь взять карту Джона – правильное решение для меня, на данный момент. Но дети начали вести себя так, как будто я ломаю им весь кайф, и Джон начал настаивать, снова и снова повторять одно и то же, и в конце концов я согласилась взять его карту на всякий пожарный случай, если он вдруг наступит. Так что теперь я счастливый обладатель карты бывшего мужа. Но есть еще кое-что. Ты готова?

– Давай выкладывай, – кивает Лина.

– Я ему прямо за ужином сказала – в качестве аргумента, почему мне не стоит брать карту, – что это бессмысленно, поскольку на карте указано мужское имя, и при попытке ею воспользоваться у меня могут возникнуть серьезные проблемы. И знаешь, что он сказал? Что уже заказал карту на мое имя, и она будет готова через два дня. Я говорю: «Что? Они дадут тебе кредитную карту на имя бывшей жены?» А он прямо перед детьми говорит: «Ну, ты же на самом деле мне не бывшая жена».

Лина начинает ерзать на своем стуле.

– А это еще что значит?

– Дети то же самое сказали.

– Ты еще замужем за Джоном? Я думала, ты давным-давно подала на развод.

– Я точно подавала. Разве нет такого понятия, как развод по нормам общего права?

– Такого понятия нет, – уверенно произносит Лина. – Как ты прекрасно знаешь и сама. Не строй из себя дурочку.

– Он был в Гонконге, – пожимаю я плечами. – Адвоката нанимать дорого. Получать развод поначалу мне казалось очень болезненной процедурой, а потом, со временем, и ненужной.

– В каком смысле – ненужной? Разве тебе не присудили бы алименты?

– Как по мне, он должен платить по своему желанию, а не по настоянию судьи, – вздыхаю я. – Я не должна требовать эти деньги. Он должен был жить здесь и заботиться о детях, не ожидая судебного приговора.

Лина закатила глаза под самый потолок.

– То есть ты решила замучить себя, вместо того чтобы предъявить претензии Джону.

– Я стояла на своих двоих, – поправляю я ее. – И, скорее всего, все к лучшему. По большей части наши активы были – есть – в доме, и он перевел его на меня без единого слова. И… – Я боюсь даже произносить остальное, боюсь признаться в степени своего эгоизма даже самой себе.

– И?

– У меня есть дети.

Я боюсь признаться, что боялась добиваться развода. Вдруг бы он начал претендовать на детей? Обычно суд исходит из того, что родители имеют равные права на детей, и заяви он о своем желании проводить с ними время, мне пришлось бы приложить немало усилий, чтобы выбить себе право полноправной опеки над детьми. Когда он ушел, мне было очень больно и я не была готова добавлять к этой боли то, что дети будут жить со мной только две недели в месяц.