Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он обнял ее прямо у захлопнувшейся двери, и она его обняла, и сначала даже не поняла, почему он внезапно отпустил.
Ему звонила жена.
Юра посмотрел на экран телефона, помедлил и ответил.
— У меня заболел ребенок, — через минуту объяснил он Тане.
— Я понимаю, — сказала Таня.
— Я не могу бросить своих детей, — мрачно заговорил он. — Понимаешь? Я никого никогда не любил так, как тебя, но я не могу бросить детей.
— Понимаю, — кивнула Таня.
— У тебя нет своих детей, и тебе трудно понять…
— Я понимаю…
Потом она смотрела из окна, как Юра скрывается за углом дома, и неожиданно почувствовала, как хорошо и правильно то, что сейчас произошло, вернее, то, чего не произошло.
Это лучшее, что могло с ней случиться.
Таня тогда выпила рюмку какого-то сладкого вина, которое оставалось от последнего приезда Вари, легла спать, сразу заснула и спокойно спала всю ночь.
Юра верный и надежный друг, и ничего другого ей от него не нужно.
Другое только все испортит.
В ординаторской появилась Ольга Петровна, тоже выпила чаю. Рассказала, как внучка вчера просила купить ей настоящую волшебную палочку. Тогда она сделает так, чтобы папа никогда не ходил на работу и всегда с ней играл. Посмеялись.
Потом Таня рассказала, что у них во дворе вчера застрелили человека. Посочувствовали родным и близким.
О том, что родным и близким является больная Крутицкая, Таня почему-то не сказала.
Ольга Петровна вышла, Таня принялась заполнять истории болезней.
Сосед Степан вчера решительно отодвинул ее от тела человека в машине, загородил собой и зачем-то обнял за плечи.
Это было глупо, поскольку она видела мертвецов побольше, чем он.
И потом, когда приехала полиция, он все время держался рядом и все время старался непонятно от чего ее оградить.
А когда решил поехать за женой убитого, проводил Таню до квартиры и посоветовал:
— Вы выпейте чего-нибудь.
— Чего? — не поняла Таня.
— Ну… Валерьянки какой-нибудь.
Ей стало смешно, но она не улыбнулась.
— Я кардиолог, — напомнила она соседу. — Я работаю в реанимации.
Он молча повернулся и пошел к лифту, а она заперла дверь.
Вспоминать, как вчера Степан топтался около нее, было весело и приятно, хотя Тане было очень жаль Инну Ильиничну.
В дверь заглянула медсестра, позвала Таню к новому больному. В окно светило солнце, и не верилось, что к вечеру должно резко похолодать. Во всяком случае, такой прогноз сообщили по радио.
Ночь Влада практически не спала. Приехав домой, в первую очередь сделала самое неприятное — позвонила свекрови. Вообще-то Влада боялась, что со свекровью случится обморок или что-нибудь в этом роде, но Елизавета Владимировна только молчала. Владе даже пришлось несколько раз спросить, слышит ли ее свекровь.
— Что? — повторяла Егорова мать. — Что?
Влада, как могла, рассказала, «что», и положила трубку. Думала, свекровь начнет перезванивать, но телефон молчал.
Ну и ладно. Хорошо, что не пришлось никого утешать. Свекровь несколько лет назад вышла замуж, пусть ее муж утешает. Владу бы кто-нибудь утешил.
Рассуждать так было жестоко, но и с Владой жизнь обходилась не слишком ласково.
Она легла в постель, поворочалась, встала и позвонила матери. Мама, в отличие от свекрови, заахала, заохала, а потом расплакалась.
— Приезжай, Владочка, — принялась уговаривать мама. — Приезжай, тебе сейчас нельзя оставаться одной. Хочешь, я приеду?
Этого Влада решительно не хотела. Ей действительно было сейчас плохо, ужасно, но едва ли от чьего-то присутствия станет лучше.
— Я хочу побыть одна, — твердо сказала она матери.
После разговора с матерью Влада ненадолго задремала, минут через сорок проснулась в полной темноте и потом не спала уже до утра.
Она мечтала о том, чтобы Егора не стало, уже несколько лет. Она была несчастной последние годы. Странно, но сейчас она казалась себе еще несчастнее.
«Это шок», — объясняла себе Влада. Она молодая, красивая, богатая женщина. Она недолго будет одна, у нее все впереди.
Влада уговаривала себя и плакала. Вставала, умывалась, снова ложилась и снова плакала.
Она успокоилась, когда решила, что утром позвонит Степе. Позвонит и попросит побыть с ней в тяжелую минуту. Он не откажет. Он всегда был жалостливым сверх меры, раньше Владу это здорово раздражало.
Однажды подобрал шелудивого кота. Кот лежал под деревом в сквере, где они любили гулять. Сквера давно уже нет, на его месте построили элитный дом.
Они гуляли. Шли, останавливались, целовались. И не заметили бы кота, если бы тот не зашипел.
— Что с тобой? — Степа присел на корточки, наклонился над пытающимся отползти животным.
Шерсть у кота была свалявшаяся, грязная.
— Не трогай его, у него может быть лишай, — предостерегла Влада.
Степа не послушал. Упрямый был.
— Да не бойся ты! — это он сказал не Владе, коту. — Покажи лапку.
Лапа у кота оказалась сломана. Но это они выяснили уже потом, когда Степа принес проклятое животное в ветлечебницу. Кот потом долго жил у Степкиных родителей, превратившись в огромного красавца. Характером, правда, обладал мерзким, никого, кроме Степы, не признавал, а Владу просто терпеть не мог. Кота приходилось запирать, когда она приходила.
Господи, какие они тогда были глупые и смешные!
Влада еле дождалась семи утра и облегченно вздохнула, услышав Степин голос.
— Степа, пожалуйста, приезжай, — попросила она. — Мне тяжело одной. Помоги мне, у меня нет никого ближе тебя.
А ведь она сказала правду. У нее действительно нет никого ближе Степки. Подружки не в счет, они, конечно, пособолезнуют. Только сами при этом будут радоваться, что не их мужьям сейчас нужно похороны готовить. К тому же подружки если не знали точно, то догадывались, что Егор верным мужем не был. Влада, конечно, старалась это скрыть, но все друзья у них общие, и рассказы про похождения Егора наверняка ходили.
Она и сама всегда замечала нелады в чужой семейной жизни. И обсуждать это любила, как любая женщина.
А мужчин-друзей у Влады просто не было. Тут она себя вела осторожно, старалась не давать Егору ни малейшего повода для ревности.
Влада была уверена, что Степа примчится немедленно, и совершенно растерялась, когда услышала:
— Извини, не могу. Мне нужно обязательно быть на работе.
— На работе? — не поняла Влада. — Но… у тебя погиб друг!