— «Не произноси ложного свидетельства!»[8]— рявкнул ей в ухо неизвестный. Через полсекунды, обуздав ярость, он добавил: — Какими бы увлекательными ни были ваша выдумки, мисс Миллер, они начинают мне надоедать.

— Выдумки? Какие выдумки? Послушайте, вы меня с кем-то путаете. Это была шутка.

Те, кому есть что скрывать, не способны шутить.

— Почтальон, раскладывавший почту в вестибюле жилого дома напротив музея, опознал вас по фотографии на водительских правах, уверенный в том, что помогает правосудию. Понимаете? Нам известно о вас все, мисс Миллер. Нам также известно, что вы находились в музее, на четвертом этаже, когда с доктором Паджхэмом случилось несчастье.

Несчастье? Это он серьезно? Джонатану Паджхэму вышибли мозги, а неизвестный говорит об этом как о какой-то неприятной мелочи.

— Кто вы такой?

— Кто я такой — неважно. — Голос звонившего понизился на октаву, приобретая зловещие нотки. — Пожалуй, на данном этапе нелишним будет напомнить, что вы можете бежать, но не сможете спрятаться.

Эди посмотрела в зеркало заднего вида. Внедорожники, седаны последних моделей, такси и небольшие грузовики всех мастей. Но ни темно-синей «Краун-Виктории», ни полицейских машин.

— Приятель, скажу одно только слово, — решила она сблефовать, — когда пытаешься запугать женщину, расхожие штампы особого страха не вызывают. Что касается угроз, отвечу тем же… еще один звонок, и я без колебаний обращусь в ФБР. В обычной ситуации я позвонила бы в полицию, но сейчас, полагаю, мне не удастся выйти из участка живой. Я буквально слышу выпуск новостей: «Трагический несчастный случай в полицейском участке. Эди Миллер поскользнулась на мокром полу, упала и раскроила себе череп». Что думаете на этот счет? Сойдет?

— Мне почему-то кажется, что ФБР в настоящий момент поглощено борьбой с исламским терроризмом и не сможет уделить вам время.

— Да, но, как вы сами сказали, я — единственная оставшаяся в живых свидетельница жестокого убийства, совершенного организованной группой, которая специализируется на произведениях искусства, — добавила Эди, выкладывая все карты на стол. — Полагаю, ребята из ФБР с превеликой радостью уделят мне несколько минут своего драгоценного времени.

— Почему вы уверены, что в ФБР также нет наших людей?

Такой уверенности у Эди быть не могло, и говоривший знал это.

— Что вам от меня нужно?

— Просто прояснить ситуацию и развеять ваши необоснованные страхи. У меня пухлый бумажник, мисс Миллер, и я буду только рад утроить суммы на двух ваших банковских счетах.

Ну да, конечно. Что-то подсказывало Эди, что она не увидит ни гроша из обещанных кровавых денег.

Прибавив газу, она перестроилась в соседний ряд, затем еще раз и съехала с круга на Массачусетс-авеню.

— Вы хотите поговорить? Замечательно. Я вам могу сказать только одно… — Хотя это далось ей нелегко, она растянула паузу на несколько секунд. Затем, повысив голос, крикнула: — Убирайтесь к черту! — И, выдернув наушник из уха, швырнула его на хозяйственную сумку.

Дрожа — не как один лист, а как целая куча, — она вперила взгляд на дорогу, мимо промелькнули знакомые конные статуи. Покружила по Скотт-Серкл, затем под Томас-Серкл, после чего свернула направо на Одиннадцатую улицу, проехала еще несколько кварталов и повернула налево на Пенсильвания-авеню. Впереди показалась громада Капитолия.

Снег усилился. Действуя на автопилоте, Эди включила обогрев ветрового стекла.

На Четвертой улице она повернула направо: слева оказалось Восточное здание Национальной галереи искусств, справа — Западное. Не потрудившись включить указатель поворота, Эди резко свернула на круговую дорожку перед музеем и втиснула джип на первое попавшееся свободное место на стоянке, рядом с припорошенным снегом «Лексусом». Место оказалось лучше не придумаешь, всего в нескольких шагах от входа в музей. Правда, для него требовалось специальное разрешение НГИ.

«Ну, и ладно, выписывайте мне штраф», — пробормотала она про себя.

Снег валил все сильнее, и времени искать разрешенное место стоянки у нее не было: несмотря на отвратительную погоду, в центре было полно народа.

Выдернув ключ из замка зажигания, Эди швырнула его в хозяйственную сумку и вышла из джипа. Национальная галерея искусств была самым людным местом, какое только пришло ей на ум, она буквально излучала ощущение силы и безопасности, не говоря уже про охрану, которой было просто великое множество. Торопливо входя в огромные двери Западного здания, Эди старалась не думать про двух убитых охранников в музее Гопкинса.

Открывая стеклянную дверь, она взглянула на часы. Половина третьего. Музей будет открыт еще два с половиной часа. Достаточно времени, для того чтобы обдумать следующий шаг. Хотелось надеяться, что К. Эйсквит получил письмо по электронной почте и сейчас направляется в музей.

На входе Эди открыла сумку для проверки. Охранник лишь бегло проверил содержимое, если он и обратил внимание на коробку шпината, то никак это не показал. Так что усиление мер безопасности после событий 11 сентября не произвело на нее никакого впечатления.

Перебравшись в Вашингтон почти двадцать лет назад, Эди не раз бывала в музее, часами бродила по залам, и их расположение было ей хорошо знакомо. Она спустилась на эскалаторе на один этаж вниз, в подземный переход, соединяющий два крыла музея, западное и восточное, и, пройдя мимо скульптуры работы Генри Мора, направилась в сувенирный магазин. В переходе звучало непрерывное приглушенное эхо. Люди болтали друг с другом, разговаривали по сотовому телефону, рассуждали о красивых рождественских открытках. И смесь всех этих голосов была утешающим звуком, убеждающим в том, что Эди наконец в безопасности.

Войдя в кафе «Каскад», она устроилась у бурлящего искусственного водопада. Вода за большой стеклянной витриной, поднимаемая насосом, нескончаемым потоком стекала по гранитной стене. На подземном уровне это стекло было единственным источником естественного освещения. Эди увидела над головой серое зимнее небо.

На протяжении следующих пятнадцати минут она придирчиво изучала всех посетителей, спускающихся в подземный переход. Подростки в джинсовых куртках. Чопорные дамы в одежде от Гуччи. Музейные работники в унылой серой униформе. И наконец увидела его: высокого рыжеволосого мужчину лет сорока, испускающего буквально различимое на ощупь ощущение уверенности в себе. По одежде — дорогому темно-синему шерстяному пальто, вязаному свитеру и черным кожаным ботинкам в паре с синими джинсами — Эди сразу же определила в нем европейца.

Рыжеволосый мужчина остановился посреди людного перехода. Обернувшись, посмотрел на Эди, задержал на ней взгляд, затем снова отвернулся.

Покинув свой пост, она решительно направилась к нему.

Рыжеволосый мужчина снова перевел взгляд на нее, и у него на лице появилось вопросительное выражение.