поступил бы на его месте отец, и понимал, что уж отец-то справился бы здесь наилучшим образом, отведя себе независимую, решающую и первостепенную роль.

Когда Пол оглядел Аниту поверх бокала, ему пришло на ум выражение «вооружена до зубов». В строгом темном платье, оставляющем открытыми загорелые плечи и шею, с единственным драгоценным камнем на пальце, чуть-чуть подкрашенная, Анита удачно совмещала в себе комбинацию секса, вкуса и многоопытности.

Но Анита затихла и отвернулась под его взглядом. Оказывается, он неумышленно взял верх. Каким-то образом он передал ей свою мысль, которая вдруг всплыла в общем потоке его мыслей: ее сила и манеры – это лишь зеркальное отражение его собственной важности, отображение его мощи и самодовольства, которые должны быть присущи руководителю Заводов Илиум. На какое-то мгновение она вдруг показалась ему беспомощной, запуганной девчонкой, и сейчас он даже способен был испытывать по отношению к ней настоящую нежность.

– Отличное пойло, милая, – сказал он. – Финнерти наверху?

– Я отправила его в клуб. Кронер и Бэйер прибыли туда рано, и я послала Финнерти составить им компанию, пока ты оденешься.

– Как он выглядит?

– А как обычно выглядит Финнерти? Ужасно. Готова поклясться, что он все в том же мешковатом костюме, в котором прощался здесь с нами семь лет назад. И костюм этот с тех пор даже не побывал в чистке. Я попыталась заставить его надеть твой старый смокинг, но он даже и слушать не пожелал. Отправился, в чем был. И действительно – крахмальная рубашка только ухудшила бы дело. Она показала бы всем и каждому, до чего грязна у него шея.

Анита спустила было свое декольте чуть пониже, поглядела на себя в зеркало, но опять чуть-чуть приподняла его – это был как бы деликатный компромисс с ее стороны.

– Честное слово, – сказала она, обращаясь к отражению Пола в зеркале, – я без ума от этого человека – ты ведь и сам это знаешь. Но он просто ужасно выглядит. Я и говорю – подумать только: человек с его положением и вдруг плюет на чистоплотность!

Пол улыбнулся и кивнул. Это было действительно так. Финнерти всегда был ужасно неряшлив в отношении одежды, и некоторые наиболее привередливые из школьных надзирателей в те давние времена с трудом могли поверить, что у человека со столь антисанитарным видом могут быть столь потрясающие познания. Время от времени этот высокий и мрачный ирландец вдруг поражал всех (обычно это бывало в антракте между двумя длительными, напряженными работами): он показывался со свежевыбритыми щеками, блестящими, как два восковых яблока, в новых ботинках, носках, рубашке, галстуке и костюме, а возможно, даже и в новом белье. Жены инженеров и управляющих подымали вокруг него страшную суматоху, доказывая, что подобная забота о себе очень важна и окупается; в конце концов они объявляли, что он действительно первый красавец во всем илиумском индустриальном районе. Вполне возможно, что он и в самом деле был таким красавцем в какой-то своей вульгарной и хмельной манере: карикатурно красивый, вроде Авраама Линкольна, но с хищным, вызывающим выражением глаз вместо тихой грусти Линкольна. Со временем дамы со все возрастающим огорчением начинали следить за тем, как этот праздничный наряд он продолжает таскать и в хвост и в гриву, пока постепенно пыль, сажа и машинное масло не заполняли каждую его складку и пору.

Были у Финнерти и другие непривлекательные стороны. В невыразительное, похожее на группу бойскаутов младшего возраста общество инженеров и управляющих Финнерти имел обыкновение приводить женщин, подобранных им всего каких-нибудь полчаса назад в Усадьбе. И когда после обеда наступало время, предназначаемое для игр, Финнерти и его девушка брали по вместительному бокалу коктейля в каждую руку и, если было тепло, отправлялись на окруженную кустарником площадку для гольфа, а если холодно – в его машину…

Его машина – по крайней мере в те давно прошедшие времена – была еще более непрезентабельной, чем теперешний автомобиль Пола. По крайней мере в этом самом невинном в социальном смысле направлении Пол подражал своему другу. Финнерти утверждал, что его любовь к книгам, пластинкам и хорошему виски не оставляет ему достаточно средств, чтобы приобретать автомобили или наряды, которые соответствовали бы занимаемому им положению. Но Пол при помощи счетной машины подсчитал стоимость книг, пластинок и коллекции бутылок у Финнерти и пришел к выводу, что у него должно оставаться столько, что этого с избытком хватило бы даже на две новые машины. Именно тогда у Пола зародилось подозрение, что тот образ жизни, который вел Финнерти, был не настолько бездумен, как это могло показаться; что на деле это было намеренный и точно рассчитанный вызов инженерам и управляющим Илиума и их безупречным женам.

Пол не понимал, почему Финнерти считал необходимым оскорблять всех этих милых людей. Он полагал, что его агрессивность, как и всякая агрессивность вообще, была вызвана какими-то недоразумениями в детстве. Знакомство с некоторыми подробностями этого детства Пол почерпнул, однако, не от Финнерти, а от Кронера: тот с пристальным вниманием следил за чистотой породы своих инженеров. Кронер однажды сочувственно и под большим секретом заметил Полу, что Финнерти – мутант, рожденный бедными и глупыми родителями. Только однажды Финнерти разрешил Полу заглянуть себе в душу. Это было во время его страшного похмелья, в момент глубочайшей депрессии, когда Финнерти вдруг вздохнул и заявил, что никогда не чувствовал своей принадлежности к какому-либо кругу.

Пол задумался о своих глубоко скрытых порывах только тогда, когда вдруг уяснил себе, какое огромное удовольствие доставляли ему воспоминания об антиобщественных и сумбурных выходках Финнерти. Пол не мог отказать себе в удовольствии размышлять над тем, какое удовлетворение он испытал бы, если бы он, Пол… Но здесь он останавливал ход своих мыслей, как бы смутно чувствуя, что должно затем последовать…

Пол завидовал способности Финнерти быть кем ему только заблагорассудится и при этом блестяще справляться с любой задачей. Каковы бы ни были требования времени, Финнерти всегда оказался бы среди лучших. Если бы это был век музыки, Финнерти мог бы быть, и был в действительности, выдающимся пианистом, с таким же успехом он мог бы стать архитектором, врачом или писателем. С нечеловеческой интуицией Финнерти способен был вникнуть в основы не только инженерного искусства, но буквально любой сферы человеческой деятельности.

Пол подумал, что сам он мог быть только тем, кто он есть. Вновь наполняя бокал, он понял, что только к этому и способен был прийти – к этой комнате, к браку с Анитой.

Это была ужасная мысль – быть настолько влитым в механизм общества и истории, способным передвигаться только в одном плане и только по одной линии. Приезд Финнерти встревожил его, всколыхнул сомнения в том, что жизнь на самом деле должна идти именно таким порядком. Пол уже подумывал было обратиться к психиатру, чтобы тот сделал его послушным, примирившимся со всем и терпимым ко всему. Но теперь здесь был Финнерти, толкающий