Стражники по-прежнему направляют на меня стрелы. Ни один из них даже не ослабил тетиву. Я все вижу. Замок выглядит совсем не так, как в моих детских воспоминаниях. Нет больше белых камней, которые было так приятно гладить кончиками пальцев. Нет больше свободного пространства. Вместо этого лаксанцы раскрасили все в яркие цвета, от которых рябит в глазах: один коридор – ярко-желтый, как плод маракуйи, другой – тревожно-красный, как сырое мясо. Если над фасадом замка работал трезвый человек, то интерьеры явно оформляли, хорошенько напившись пива.

Куда ни глянь, повсюду пестрые изображения лаксанцев, тропических цветов, попугаев и лам. В каждом углу – растения в горшках; в носу свербит от ароматов ванильных, апельсиновых и эвкалиптовых свечей. По пути нам встречаются собаки, кошки и даже мул. Верните белый! Здесь невозможно дышать.

Стражники напирают с обеих сторон. Жрец щелкает пальцами и указывает на сутулого парня, застывшего в дверном проеме перед просторным фойе. Один из стражей дергает меня за локоть и заставляет резко остановиться. Я шиплю себе под нос проклятия.

– Подготовь кондесу к встрече, – обращается Сайра к молодому лаксанцу и уходит.

Половина стражников следует за ним. Трое остаются; их стрелы по-прежнему целятся мне в сердце. Я чувствую на себе взгляд незнакомца. В его темных глазах с тяжелыми веками читается вдумчивая настороженность, но в следующий же миг она сменяется презрением. Он выпрямляется, принимая свалившуюся на него ответственность с такой легкостью, будто его попросили надеть новую рубашку.

Я изучаю лицо своего надзирателя. Он некрасив. Сплошные углы и ломаные линии. Орлиный нос, тонкие губы, квадратная челюсть. Смуглая кожа, напоминающая по цвету медь или рыжевато-бурую горную породу. Черные, слегка вьющиеся волосы до плеч, немного смягчающие угловатость скул. На нем бежевые брюки, черная рубашка, расстегнутая у горла, и типичные для лаксанцев кожаные сандалии, из-за которых у них никогда не бывают чистыми ноги.

– Будьте любезны, передайте кинжалы, которые спрятаны у вас в сапогах, – говорит парень, скрестив руки на груди. Он просит сдать оружие с такой интонацией, с какой внимательный хозяин мог бы предложить гостю что-нибудь выпить.

Стражники беспокойно переминаются с ноги на ногу, ожидая моей реакции. Не отрывая взгляда от своего надсмотрщика, я наклоняюсь и достаю два кинжала из четырех. Бросаю к его ногам, но он не двигается.

– Что еще?

– Все, – отвечаю я. – Или я похожа на арсенал?

Парнишка приподнимает одну бровь. Снова вспоминаю Софию, и меня распирает от ярости. Хочется наговорить гадостей и выпустить пар.

– Ужас, во что вы превратили замок. Представляете, если в мире есть много разных цветов, это вовсе не значит, что нужно использовать все сразу.

Он молча прикрывает глаза.

– У меня нет времени рассуждать насчет цветов, кондеса. Его Сиятельство ждет.

От раболепия, с которым он произносит «Его Сиятельство», к горлу подступает тошнота.

– Мне кажется, у вас есть что-то еще, – настойчиво добавляет он.

– Это все, – говорю я, протягивая руки ладонями вверх.

Он внимательно смотрит на меня, но через несколько мгновений неуверенно качает головой.

– Я так не думаю.

– Думай что хочешь, лаксанец.

Он недовольно хмурит густые черные брови. Полагаю, ему не нравится, когда я использую это слово как ругательство. Один из стражей издает возглас возмущения. Молодой лаксанец поднимает руку, и я делаю шаг вперед, ожидая услышать очередное оскорбление. Но он с силой отталкивает меня. Я ударяюсь головой о каменную стену; он хватает меня за горло. Со стороны лаксанец не казался особенно высоким, но сейчас он грозно нависает надо мной. Я пытаюсь разомкнуть его пальцы, чтобы вдохнуть. Но в этот момент другой рукой он подхватывает мое левое бедро и, дернув вверх, ловко достает из сапога кинжал. Бросив нож через плечо, он наконец ослабляет хватку. Я судорожно вдыхаю.

Лаксанец смотрит на меня сверху вниз, и ненависть вскипает в нем, словно бурлящий кипяток. Я вижу это по изгибу его тонких губ. Я чувствую это, когда его пальцы снова сжимаются вокруг шеи. От его одежды странно пахнет. Кажется, грязью и травами. Или жженой листвой. Задыхаясь от едкого запаха, я утыкаюсь носом в его предплечье и ощущаю легкое головокружение.

– Теперь правый, – холодно произносит он. – Или мне помочь?

С трудом сдерживаюсь, чтобы не плюнуть ему в лицо. Он резко отстраняется, словно не может находиться рядом со мной ни секунды больше. Что ж, это взаимно.

Ссутулив плечи, лаксанец снова прислоняется к стене. Я наклоняюсь, кладу руки на колени и хватаю губами воздух, чтобы поскорее избавиться от невыносимой вони. Отдышавшись, я выпрямляюсь и бросаю гневный взгляд на своего конвоира. Достаю из сапога последний кинжал; борюсь с искушением вонзить клинок ему в сердце. Словно прочитав мои мысли, он напрягается и медленно тянется к карману. Здравый смысл побеждает, и я бросаю нож к его ногам. Оружие со звоном падает на камни, и лаксанец наконец удовлетворяется.

– Вам предстоит встреча с Его Величеством, – говорит он. – Постарайтесь держать себя в руках, сумасшедшая.

Я молчу.

– Небольшой совет, кондеса. Смирение перед королем может творить чудеса. Возможно, Его Сиятельство даже предоставит вам комнату с нормальной кроватью. – Оттолкнувшись от стены, он выпрямляется и продолжает: – А может быть, он решит, что вы ему вовсе не нужны, и вы проведете остаток своей жизни в подземелье.

Я бледнею.

– Он не посмеет…

– Ужасно, не правда ли? – жалостливо вопрошает мой собеседник. – Так неприятно, когда тебя ни во что не ставят и обращаются с тобой как с мусором… Я, лаксанец, даже не могу себе представить, каково это.

О чем он говорит? Лаксанцев никогда не притесняли. Они сами захотели остаться на вершине горы и жить по-старому. Сами отказались от благополучного будущего. Иллюстрийская королева хотела, чтобы они ассимилировались. Она стремилась к созданию единой страны, а неблагодарные лаксанцы подняли бунт против нее. Убили ее.

Мой надзиратель кивает в сторону массивных двойных дверей в противоположном конце зала.

– Готовы встретиться с королем, кондеса?

Стражники окружают меня, и мне ничего не остается, кроме как последовать за этим неприятным молодым человеком, лениво ковыляющим через открытый квадратный вестибюль. Зал прекрасно просматривается с балконов, расположенных со всех сторон. Двое стражей, охраняющих вход, открывают перед нами высокие двери с удлиненными золотыми ручками.

Лаксанец наклоняется ко мне и шепчет прямо в ухо:

– После вас.

Пытаясь унять дрожь в коленях, я делаю первый шаг навстречу врагу.

НА ВОЗВЫШЕНИИ МЕЖДУ двумя массивными колоннами стоит пустой золотой трон. Не знаю, почему меня это удивляет. После восстания Аток захватил большую часть золота иллюстрийцев. Лаксанцы переплавили семейные реликвии, чтобы заднице Его Королевского Высочества было удобно сидеть.