— Вот интересно, смогла бы я так же?

Я счел вопрос риторическим и сменил тему.

— А почему ты выбрала коррекционное воспитание?

— Это долгая история. Ты готов слушать? Я кивнул. Саванна набрала воздуха в грудь.

— Есть в Ленуаре мальчик по имени Алан, который рос, можно сказать, у меня на глазах. Он болен аутизмом, и долгое время никто не знал, что с ним делать и куда его девать. Однажды мне стало его ужасно жаль, хотя я была еще маленькая. Мои родители говорили — может, у Господа особые планы на его счет. Сперва это казалось мне бессмыслицей, но у Алана был старший брат, который всегда был с ним очень терпеливым, всегда, понимаешь? Он никогда не переставал в него верить и мало-помалу помог мальчишке. Алан, конечно, не стал как все — он по-прежнему живет с родителями и никуда не ходит один, но он уже не так безразличен ко всему и погружен в себя, как в детстве. Вот я и захотела научиться помогать таким детям, как Алан.

— И сколько лет тебе было, когда ты приняла это решение?

— Двенадцать.

— Ты будешь работать с больными детьми в школе?

— Нет, — сказала Саванна. — Я хочу попробовать так, как делал брат Алана. Он использовал лошадей. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Больные аутизмом дети как бы заперты в собственном маленьком мирке, а обучение и терапия ведутся, как правило, по традиционной методике. А я хочу показать им новые горизонты, как бы открыть для них двери. Я видела, как это происходило: сперва Алан шарахался от лошадей, но брат проявил настойчивость и вскоре добился, чтобы Алан похлопывал их по шее, потирал им носы, а позже даже кормил. Постепенно Алан начал ездить верхом. Я помню его лицо, когда он впервые сел на лошадь — невероятно, но он улыбался! Улыбался счастливой детской улыбкой. Мне захотелось, чтобы и другие дети ощутили это счастье, пусть даже на короткое время. В тот момент я и решила устроить конную базу для детей-аутистов, целый лагерь, где с ними реально можно было бы работать. Может, тогда они познают такое же счастье, как Алан.

Она отложила вилку, словно смутившись, и отставила тарелку в сторону.

— По-моему, замечательная цель.

— Посмотрим, что из этого получится, — сказала Саванна, выпрямившись. — Пока это всего лишь мечта.

— Я так понял, ты любишь лошадей?

— Все девушки любят лошадей, разве ты не знал? Я их обожаю. У меня есть арабский жеребец Мидас. Иногда чуть не плачу с тоски, что я здесь, а он там. Вот бы сейчас покататься…

— Ага, правда выходит наружу!

— Как и полагается правде. Но я все равно останусь на строительстве. А вот когда вернусь, целую неделю с седла не слезу. Ты умеешь ездить верхом?

— Пробовал однажды.

— Понравилось?

— На следующий день все болело и ноги были колесом.

Саванна хихикнула, и я подумал, как приятно с ней говорить — легко и естественно в отличие от большинства людей. Над нашими головами мерцал Пояс Ориона. Из океана поднялась Венера — яркая белая точка над горизонтом. Парни и девушки с топотом сновали вверх-вниз по лестнице, разгоряченные пивом и смелым флиртом. Я вздохнул.

— Я, пожалуй, пойду — нужно показаться отцу. Он, наверное, гадает, куда я делся, если еще не лег спать.

— Может, ему позвонить? Звони с нашего телефона.

— Нет, я, пожалуй, пойду — дорога неблизкая.

— Ты что, без машины?

— Ну да. Утром проголосовал на шоссе.

— Хочешь, тебя Тим отвезет? Он не будет возражать.

— Зачем? Так доберусь.

— Не будь смешным: ты же сказал — дорога неблизкая. Я сейчас попрошу Тима, подожди немного.

Не успел я ее остановить, как Саванна побежала в дом и через минуту появилась, ведя Тима за собой.

— Тим с удовольствием тебя отвезет, — самодовольно сообщила она.

— Точно? — не удержался я.

— Нет проблем, — заверил он. — Вон там мой грузовик. Доску можно положить в кузов. Помочь?

— Нет, — сказал я, вставая. — Я сам. — Подойдя к стулу у костра, я натянул высохшую рубашку и подобрал доску. — Спасибо.

— Не за что, — сказал Уэддон и похлопал себя по карману. — Схожу ключи возьму. Зеленый грузовик, стоит на траве. Я подойду прямо туда.

Когда Тим ушел, я повернулся к Саванне:

— Было очень приятно познакомиться. Она подняла глаза.

— Мне тоже. Я прежде никогда не водила компанию с военными. Оказывается, это словно находиться под защитой. Вряд ли Рэнди будет мне докучать — твои татуировки его надолго отпугнули.

Значит, заметила.

— Может, еще увидимся…

— Ты теперь знаешь, где меня найти.

Я не понял — это намек, что она не против увидеться снова? Во многих отношениях Саванна оставалась для меня полнейшей загадкой. Да и то сказать, я ее едва знал.

— Но я немного разочарована, что ты забыл, — словно спохватившись, добавила она.

— О чем?

— Разве ты не обещал научить меня серфингу?

Если у Тима и возникли подозрения насчет того, что я запал на Саванну и как штык буду здесь на следующее утро, то вида он не подал, сосредоточившись на дороге и тщательно соблюдая правила дорожного движения. Уэддон был из тех водителей, которые останавливают машину, едва загорится желтый свет, пусть даже еще можно проехать.

— Надеюсь, ты хорошо провел время? — спросил он. — А то в незнакомой компании всегда не по себе.

— Нет, все о'кей.

— Вы с Саванной сразу нашли общий язык. Правда, она особенная? По-моему, ты ей понравился.

— Мы очень мило побеседовали, — осторожно сказал я.

— Прекрасно. Я немного беспокоюсь за нее. В прошлом году она приезжала с родителями, сейчас впервые приехала одна. Конечно, она уже взрослая, но здесь не та публика, к которой она привыкла. Меньше всего я хочу, чтобы она отбивалась от парней ночи напролет.

— По-моему, у нее не забалуешь.

— Тут ты прав. Но кое-кто из этих парней чертовски настойчив.

— А как же иначе, они же парни…

Тим засмеялся и показал рукой на лобовое стекло:

— Куда дальше?

Я взял на себя роль штурмана, указывая, где свернуть и куда повернуть. Вскоре грузовичок затормозил напротив моего дома. Окно папиной «берлоги» светилось желтым.

— Спасибо, что подвез, — сказал я, открывая дверь.

— Не за что. — Опершись о пассажирское сиденье, Тим повернулся ко мне: — Повторяю, приезжай в любое время. Днем мы на стройке, но вечера и выходные, как правило, свободны.

— Учту, — пообещал я.

Войдя в дом, я направился к папиной «берлоге» и открыл дверь. Папа, поглощенный «Бюллетенем нумизмата», подскочил от неожиданности: он не слышал, как я вошел.