— Ты рассказывал, какая я ласковая и тёплая, — напомнила я мужу тему его исповеди с самым серьёзным лицом, на какое была способна в этот момент. Гораций с такой же физиономией подтвердил мои слова, ритмично кивая. — Мы ждём продолжения, — я обменялась взглядами с фантомом, и мы дружно воззрились на Вольфа.

— Ф-ф-ф, — Сарториус потёр руками лицо и улыбнулся, но мина у него была извиняющаяся. — А всё… — развёл он руками.

— Как это, всё? — вопросили мы хором.

— Всё… Тёплая… А что вы решили про общество?

— Он что, — повернулся ко мне Гораций, — ничего не помнит?

— Почему это? — возмутился Вольф, закрывая книгу. — Я всё прекрасно помню! Мы обсуждали создание тайного общества… Кажется, ректор был против… А, где он?

— Здравствуйте… господин профессор, — подсела к нему на ящик, прижалась к плечу. — Ты выболтал практически все наши семейные тайны…

— Фенолфталеином накормишь? — поморщился смущённый муж.

— Нет, — хмыкнула, — но долг на твоё имя запишу.

— Пиши… чего уж там, — обнял меня за плечи, прижался губами к виску.

— Как жаль, что я не могу покидать здания университета! — сердито пробормотал Гораций, глядя на нас. У-у-у. Догадливый… — Всё самое интересное происходит не здесь!

— Ты теперь дух-хранитель. Уникальная сущность, — попыталась успокоить фантома. — Я найду мистически настроенных девушек-студенток. Они организуют общество. Ритуал посвящения сами придумаете. Только это… без фанатизма, Гораций.

— А Вальдек? — недоверчиво осведомился парень.

— Дядюшку Генриха беру на себя. Согласится, никуда не денется.

— Дядюшка? — удивлённо вскинул брови Вольф.

— Он был другом моего отца… И, даже, заменил его в некотором смысле. А за этот том он на многое согласится.

— Ему книгу не отдам, — резко бросил Гораций. — Вам — пожалуйста, с превеликим удовольствием! А ему — нет!

— Спасибо! — Вольф прижал фолиант к груди.

— Значит, будем искать другие пути решения вопроса… Боюсь, только что бы он не потребовал портрет этот гафниевый опять в холле повесить…

— О портрете не беспокойся, — ехидно усмехнулся Гораций, — эту маленькую услугу я окажу тебе с огромной радостью! Скажи только, что с ним сделать? Сжечь? Изрезать?

— Закрасить… Цветочки нарисовать, васильки — лютики.

— Будет исполнено, леди Алфея, — фантом склонился в поклоне.

— Но как?… — я точно помнила, что представилась Петрой. И никто меня Алфеей при нём не называл.

— Ну-у-у… — Гораций сверкнул весёлыми глазами. — Меня не так-то уж легко запереть, что бы по этому поводу не думали здешние профессора. Я всё-таки магическую силу имел, и она осталась со мной. Так что я видел и твой портрет в холле, и табличку… — Мы с Вольфом переглянулись. — Петя и Воля… Вы мне нравитесь, ребята! Но, девушки за вами! — подмигнул нам и растворился в воздухе.

— Вот тебе и хранитель… — пробормотала я недоумённо. — Дух с магическими способностями?! Вольф, разве такое возможно?

— Ты всё видела своими глазами, — задумчиво ответил муж. — А книжечка-то нам досталась удивительная. Надо её прочитать очень внимательно. Эх, знать бы, где первый том находится…

Уговорить ректора на создание тайного девичьего общества для Горация стоило мне немало нервов. Хотя, у меня сложилось такое впечатление, что господин Вальдек изволил ломать комедию. Он прекрасно всё понимал и уж наверняка посоветовался с Хронусом о том, как правильно общаться с хранителями. Дружба и взаимопонимание с этими сущностями были гораздо выгоднее, чем вражда. Да и как можно воевать с собственным хранителем? Это же абсурд! Так что 'непримиримая' позиция Вальдека по отношению к 'Ложе Горация' дала трещину после часовых усилий с моей стороны. Говорила я убедительно, только доводы мои разбивались о рифы контраргументов ректора: недопустимо… неприемлемо… нонсенс! Тогда я ему пообещала создать общество, но уже без его участия. Не хочет держать руку на пульсе, пусть догадывается по внешним признакам о состоянии больного. И какие девушки попадут в это общество, он тоже контролировать не будет!

Ректор сдался и пообещал переговорить с Горацием на днях. Разумеется, ушлый фантом ждать обещанного не стал, и тут же материализовался в кабинете, радостно потирая руки. Я-то не удивилась его появлению. Что-то такое я подозревала. А вот господин Вальдек был, мягко говоря, ошарашен. Он ведь был уверен, что призрак надёжно заперт в башне.

— Ты знала… — простонал ректор обречённо.

— Догадывалась, — не стала я отнекиваться. — Гораций, я выполнила обещание.

— Спасибо, Петра! Ты будешь почётным членом моего общества! А когда ты закончишь свою жизнь в этом теле, милости прошу ко мне в компанию!

— Тьфу, на тебя! — почти обиделась на его чёрный юмор. — Я не тороплюсь!

— Я тоже, — обворожительно улыбнулся Гораций, — моя королева!

Хлор! Вот призрак озабоченный!

— Скажите ей, что я буду рада ее увидеть.

И перчатки пусть наденет боксерские.

'Ужасная правда'

Отвечать на письма надо, дабы не прослыть невежливой особой! Надо… А если писем этих три сотни, и пришли они мне на почту всего за неполных две недели?!

Я сидела за компером, пытаясь разгрести эту кучу посланий. Сначала удалила рекламные рассылки, которые всё-таки просочились через барьерный фильтр. Количество писем уменьшилось на треть. Потом отсортировала их по адресатам. О! От Леды было почти шестьдесят сообщений! Отчёты об успехах восстановления душевных качеств Алберта в количестве тридцати штук. Потом следовали требования отозваться. Отписалась сразу за всё, сообщила свои новости, порадовалась за Алберта.

Господин Ланге, как только в нём прорезались зачатки романтических чувств, оказывается, стал влюбляться во всех подряд. Так что Леде пришлось постоянно его приводить в исходное состояние, пока его влюблённость не обрушилась на неё саму. Подруга стала выбивать из него дурь физическими упражнениями, которые переросли в бурные спарринги по каратэ сётокан. Парень немного остыл, а Леда была практически готова к получению коричневого пояса. Но Алберт, будучи человеком дисциплинированным и серьёзным, справился с захлестнувшими его эмоциями, и теперь свои душевные порывы излагал на бумаге, самозабвенно рифмуя: кровь — любовь — морковь… и прочую чепуху.

Образцы творчества господина Ланге занимали ещё четверть посланий. Первые опусы читать было просто невозможно. В них его талант не уступал Жозефининому. Последние уже имели сносные рифмы и вполне ясные мысли. Похвалила.

Несколько писем было от Эрсель. Принцесса Хельская поведала, что на балу в честь возвращения реликвии они с Джорджем засияли практически сразу, чем несказанно порадовали всех присутствующих. Особенно, господина Крайслера. Свадьба будет весной и мы приглашены.