Я пошлю за Апраксиным и Ливеном, а в ожидании их направлюсь в комнату умирающей, куда призову командующего караулом капитана, велю ему присягнуть и оставаться при мне. Местом сбора должна быть моя приемная. Если я замечу хотя бы самое малейшее движение, то отдам под стражу Шуваловых и дежурного генерал-адъютанта. Младшие офицеры лейб-кампании – народ надежный, и хотя я в сношениях не со всеми ими, но на двух или трех вполне могу рассчитывать. Я уверена, что имею достаточно влияния, чтобы заставить себе повиноваться всякого, кто не подкуплен. Не правда ли, я все хорошо придумала, граф?

И Фике казалось, что Сен-Жермен отвечает ей: «Прекрасно, ваше высочество…».

Опасения Екатерины имели под собой самую твердую почву. Великая княгиня давно знала, что тетка Эльза хочет оставить русский престол отнюдь не племяннику с женой, а их маленькому сыну, цесаревичу Павлу Петровичу. Елизавета некогда забрала новорожденного Павлушу у родителей и с тех пор души не чаяла в мальчике.

«Племянник мой Петрушка – дурак! – жаловалась Елизавета Ванечке Шувалову. – Катька – гордячка немецкая. А русский престол ума и гибкости требует. Думаю я Павлуше его передать. А тебя, Ванечка, при нем регентом. Или Алешу Разумовского…»

Граф Кирилл Разумовский, по-прежнему влюбленный в Екатерину, как-то намекнул ей и на другие планы тетки Эльзы. Он подтвердил слухи о том, что у Елизаветы и его брата – Алексея Григорьевича Разумовского – есть дочь. А если «колода» решится передать трон этой таинственной дочери в обход племянника с супругой? Следовало действовать, искать сторонников, и Екатерина ежедневно добавляла к своему плану новые, многообещающие детали.

Весной 1759 года Елизавета все еще была жива, а Екатерина устала ждать своего часа. И тут у великой княгини попросил тайной аудиенции гвардии капитан Григорий Орлов, храбрец и красавец, перед которым млели чувствительные придворные дамы. Оставшись наедине с Екатериной Алексеевной, Орлов протянул изумленной претендентке на русский престол сложенный вдвое пакет. Почерк на конверте был незнакомым, печать – на первый взгляд тоже. Екатерина забеспокоилась – неужели этот гвардейский капитан – шпион? Быть может, «колода» что-то заподозрила?

– Откуда этот пакет, капитан? – строго спросила она.

– Посмотрите на печать, Ваше Императорское Высочество, – понизив голос до таинственного шепота, ответил ей Орлов. – Неужели вам ничего не говорит имя князя Ракоци?

– Князя Ракоци? – переспросила Екатерина. – Кажется, я где-то слышала это имя…

– Это одно из имен графа Сен-Жермена, – тихо сказал гвардейский капитан. – И пакет от него. Еще он называет себя графом Монфера и Сен-Жермен.

Дрожащими руками Екатерина разорвала пакет, оттуда выпала записка. На этот раз граф Сен-Жермен оказался немногословным. На клочке бумаги значилось только: «Можете вполне доверять капитану Григорию Орлову. Ваш Сен-Жермен».

«Так, значит, это тот самый человек, который расскажет мне о Греческом море, – мысли Фике были лихорадочными и спутанными, как ее нынешнее состояние, – и мы отвоюем это море для России!»

– Скажите, капитан, – голос великой княгини дрожал, – вы любите море?

– Ваше высочество, – офицер склонился в почтительном поклоне, – относительно моря я не скажу ничего определенного. Морями больше интересуется мой брат Алексей или попросту Алехан. Однако разрешите встречный вопрос? Причем тут море?

– Наберитесь терпения, – улыбнулась Екатерина, – в свое время вы все узнаете…

Екатерина Алексеевна была уверена в том, что Григорий Орлов – тот самый человек, о котором еще в Штеттине ей говорил граф Сен-Жермен. Поэтому в отношении красавца капитана она сменила свою обычную скрытность и недоверчивость на непоколебимую уверенность в его преданности и любви. Да и как могло быть иначе, если долгожданную записку от Сен-Жермена она получила именно из рук Орлова!

Правда, история знакомства Григория Орлова с Сен-Жерменом разочаровала Екатерину. Ничего таинственного и мистического – лишь карты, азарт и долги. Фике узнала, что Григорий познакомился с графом во время Прусской кампании, когда русская армия чуть было не взяла Берлин, и в пух и прах проигрался ему в каком-то трактире. На днях к Орлову явился посланец от графа – так, ничего особенного: вертлявый и суетливый итальяшка – и просил, в память о старом знакомстве и не менее старом проигрыше, – передать Екатерине Алексеевне некий пакет.

Лихой капитан, правда, скромно умолчал о том, что до сих пор остался должен Сен-Жермену кругленькую сумму и поэтому, попросив Григория Орлова об услуге, граф лишь взыскал старый должок. Впрочем, Екатерине было достаточно лаконичной записки графа, чтобы поверить в исключительность посланного ей судьбой гвардейского капитана.

Граф Сен-Жермен даже на расстоянии внушал ей трепет. Фике ни на минуту не усомнилась в том, что картежник и дамский угодник Григорий Орлов – тот самый человек, вместе с которым она отвоюет для России Греческое море. Но морями был увлечен брат Григория – Алексей, Алехан – а сам гвардии капитан оказался человеком вполне сухопутным и ценил лишь твердую почву под ногами.

Екатерина не любила изменять своим ошибкам – она следовала им не меньше, чем правоте. Она приблизила гвардейского капитана к себе. И потом, вместо того чтобы небрежно перелистать его сердце, позволила заглянуть в свое.

Когда 25 декабря 1761 года на руках у Ивана Шувалова скончалась императрица Елизавета, Фике ждала ребенка от Григория Орлова. В этот решающий момент Екатерину интересовали лишь постоянная тошнота и слабость, сопутствовавшие ее внезапной беременности. Она позволила ненавистному мужу занять трон тетки Эльзы – а что было делать, гвардейцев не вдохновишь на заговор, когда тебя то и дело тошнит. Тут нужно лихо вскочить в седло, распустить непудреные волосы, сказать: «Ребята, за мной!», а не сгибаться в три погибели от внезапно нахлынувшей дурноты. Григорий Орлов нервничал: беременность Екатерины спутала ему карты. Он рассчитывал на приятную должность фаворита всевластной императрицы, а не на опальное положение любовника постылой императорской жены.

– И все-таки эти русские – дураки! – сообщил Петр Федорович супруге. – Иван Шувалов представил меня дворцовой страже. Он сказал гвардейцам, что я – их император. Кретин! Будто бы кроме меня – внука Петра Великого, могут быть другие наследники!

Екатерина промолчала: она не собиралась открывать глаза своему наивному голштинскому мужу. «Другой наследницей» должна была быть она, и только она! Ах, если бы не внезапная беременность! Она представилась бы гвардии сама, не дожидаясь любезности Ивана Шувалова.

А там – в седло, а потом и в Первопрестольную – короноваться!

Впрочем, дела шли не так уж плохо: великая княгиня стала императрицей, правда, пока при муже. Но этот туповатый, ограниченный голштинец – не помеха, только бы разрешиться от бремени, и тогда Екатерина покажет себя! Главное, чтобы никто не вспомнил о цесаревиче Павле Петровиче или о таинственной дочери Елизаветы и Разумовского. Да и права томившегося в крепости императора Иоанна Антоновича, некогда свергнутого Елизаветой, казались гвардии миражом, химерой. Об Иванушке позабыли все, кроме Екатерины. Настанет время, и она избавится от этой тени за императорским троном… А пока оставалось только ждать. «Если только вы не устанете ждать…», – сказал ей когда-то граф Сен-Жермен. Нет, она не устанет… Что может быть слаще ожидания славы?