Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изредка попадаются хозяйки неправильные: они за милую душу выставляют на стол все, что есть. И тут уж, как говорится, кто не успел, тот опоздал. У таких всегда много подруг, и почти не случается застолий для двоих.
Существует и третий тип — самодостаточные хозяйки. Такие не злоупотребляют общением с подругами, во время романтического ужина подают кислую капусту, красиво уложенную в хрустальную вазу, а баночку с черной икрой открывают тогда, когда остаются наедине с собой, и лопают ее ложками под фильм с Аль Пачино.
Каким же горьким было мое разочарование, когда одним июльским утром я снова увидела дождливое Женькино лицо у дверей своего кабинета.
— Женюшка, что-то случилось?
— Да, Вера, у меня беда.
До приема оставалось еще полчаса, и я пригласила ее в кабинет.
— Ну, рассказывай, что стряслось.
Вместо того, чтобы пуститься в пространные описания злоключений, как прежде, она протянула мне свою медицинскую карту.
— Это что?
— Там результаты моего обследования.
— Какого обследования?
— Моего.
— Почему ты мне не позвонила? — взорвалась я.
Женя обессиленно опустилась на кушетку.
— Я и так тебе надоела со своими проблемами. А тут еще это. Мне нужно было пройти через все самой до конца, но я не выдержала. Еще четыре дня до результатов гистологии, и мне нужно…
Она осеклась и закрыла лицо ладонями.
— Так, рядовой Женька, смирно! Не раскисать! — скомандовала я и достала из сумки термос с горячим сладким шиповником.
— Ну-ка, налей себе чашку и пей молча, а я буду смотреть.
Она покорно взяла термос, а я стала листать толстую карту, давно мне знакомую, но содержащую теперь кипу новых вкладышей из лаборатории и частной клиники. Читая историю болезни, я старалась никоим образом не выказать волнения, хоть поводов для серьезного беспокойства было предостаточно. Результаты анализов указывали на то, что у Женьки в ее неполные двадцать семь лет случилось то, о чем не говорят вслух без содрогания все, кроме врачей-онкологов. То, что авторы бестселлеров любят эксплуатировать, дабы заставить читателя отнестись внимательно даже к самому слабому и пустяковому сюжету.
— Ну вот! Отлично! Этого хирурга я знаю лично. Уж если он взялся за дело, то все будет благополучно. Это я тебе точно говорю, — заявила я, стараясь казаться веселой и уверенной.
— Ты, правда, так думаешь?
— Правда. Скажи-ка мне, как продвигается дело с той твоей затеей?
— С какой? — не поняла Женька.
— Да ладно! С портретами и мансардой, конечно.
— Ах, это, — она махнула рукой и равнодушно уставилась в окно. — В училище я не поступила. Там только дневное отделение, а стипендия маленькая. Сначала я хотела переехать в общагу и жить на ренту с квартиры, но потом поняла, что этого не хватит.
— А что на тренингах по этому поводу посоветовали?
— Да что они могут, в сущности, посоветовать? Кричать «Гоп!» тому, у кого нет ног, чтобы прыгать. Все это пустое.
— Так, Женька. Гляжу, в голове твоей опять бардак. Слушай меня внимательно: сейчас ты пойдешь домой, соберешь все, что тебе необходимо для трехдневного выживания у моря. Сегодня у меня последнее дежурство перед отпуском. Вечером я заеду за тобой, и мы махнем в Зеленоморск к Машке. Это моя подруга, помнишь?
— Мне, наверное, нельзя.
— Дышать морским воздухом? Брось. Час езды до дома, да еще и с собственным врачом. Давай, под мою ответственность.
Когда пришло время ехать за результатами гистологии, Женя настояла, чтобы я осталась в Зеленоморске.
— Мне так нужно, пожалуйста, — попросила она. — Ты очень меня поддержала, но я хочу поехать сама.
За три дня на море мы ни разу не говорили о нависшей угрозе, но она лежала на сердце тошнотворным отвратительным грузом. Женя проявила неожиданную стойкость, все время шутила и даже делала себе макияж, что раньше было ей совсем не свойственно.
Посадив ее на автобус, я не пошла на пляж, но осталась сидеть на скамейке в привокзальном сквере. Внутри была гадкая пустота. Если подтвердится то, что наиболее вероятно, думала я, то сразу же поеду домой. Какой уж тут дальнейший отдых.
Она позвонила через полтора часа.
— Вера, у меня ничего страшного, слышишь? Не подтвердилось. И повторные анализы нормальные! Назначили только ходить на контроль каждые три месяца. Ты слышишь, Вера?
Она вдруг сломалась и зарыдала. И у меня потекли слезы облегчения.
— Ты приедешь назад? — спросила я, немного погодя.
— Нет, Верочка. Пока не приеду. Отдыхай, и спасибо тебе.
Вернувшись в Пустошев, я купила бутылку отличного коньяка, сыр с огромными дырками и умопомрачительным запахом и отправилась в однокомнатку в центре города. Женька встретила меня в полиэтиленовом фартуке, измазанном краской.
— Заходи, я сейчас закончу.
Я прошла в комнату и не узнала ее. Все нехитрое бабушкино имущество, кроме дивана — телевизор, ковры, сломанная швейная машина и журнальный столик — исчезли, а вместо них комнату заселили всяческие штуки, назначение которых я не знала, но связаны они были, наверняка, с живописью. На стене красовались знакомые мне красочные вечерние пейзажи, прикрепленные скотчем.
— Ничего себе! — удивилась я. — Вот это перемены!
— Нравится? — крикнула Женька из кухни. — А что ты скажешь на это?
Она внесла в комнату поднос с шоколадным тортом соблазнительного вида.
— Ты снова начала печь?
— Начала. Думаю, что если дать объявление о выпечке на заказ? Торты были моим коньком, почему бы этим не воспользоваться.
Она деловито глянула на часы.
— Так, сейчас подтянется Афанасий Георгиевич с еще одним учеником.
— Кто это?
— Я тебе все расскажу, — начала она, на ходу пудря раскрасневшееся от приятных забот лицо. — Представь, я заявилась в училище и нашла преподавателя, о котором еще давно слышала много хорошего. И говорю ему: «У меня нет денег на учебу, но я не могу жить без того, чтобы рисовать. Посмотрите мои работы!» И представь, он предложил мне брать бесплатные уроки вместе с еще одним учеником. Кажется, он в меня поверил.
— Ничего себе! И они сейчас будут здесь?
— Да. Афанасий Георгиевич уж очень