Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно правда? Слабак, который пугает куда больше, чем настоящий сильный. Надо как следует повариться в нашем тайном мире, чтобы понять этот парадокс. Я же только к нему прикоснулся…
– Да, хорош, – сказал, наконец, Пал Ильич и поднял взгляд от моих ботинок. – Хочешь что-то спросить?
– Да… – проговорил я.
Наверное, внешне моя робость, как всегда, не заметна. Но у меня создалось впечатление, что этот «физкультурник» читает меня, как старую газету. Я так до сих пор и не понял, кто же этот человек на самом деле. А он, в свою очередь, не спешил с объяснениями.
– Я думал, что здесь Обитель, – сказал я. – А здесь – детский лагерь…
Пал Ильич посмотрел в сторону спортивной площадки: там несколько мальчишек с криками образовали свалку – не поделили мяч.
– Не любишь детей? – поинтересовался Пал Ильич.
– Почему? Просто… Даже не знаю…
– Дети и Обитель – что может быть общего? – усмехнулся Пал Ильич. – Разве это не идеальное прикрытие?
– Прикрытие? – я опешил. – Вы прикрываетесь детьми?
– Во-первых, не «вы», а мы, – с ленцой отозвался Пал Ильич. – А во-вторых, должны же мы готовить себе смену…
– Вот в чем дело… – я начал понимать. – Все эти дети – слабаки?
– Практически, – Пал Ильич криво улыбнулся. – С детьми все не так просто. Кто сильный, кто слабак, станет ясно далеко не сразу. Но так, по крайней мере, наше будущее под контролем… Пойдем!
Физрук поманил небрежным жестом, и мы пошли по гравийной дорожке, что вилась между неряшливыми кустами. Когда первое наваждение прошло, стало ясно, что лагерь действительно порядком запущен, а дети в основной своей массе – довольно апатичны с виду.
Болезненный какой-то лагерь. И веселье у детей вялое, напускное. Мне доводилось в детстве бывать в лагерях, и воспоминания о тех временах – самые светлые. И что мне запомнилось больше всего – это неизменные лидеры, выдумщики и заводилы, без которых вряд ли было бы так весело. Кто придумывал все эти ночные побеги, шутки с зубной пастой, страшные истории по ночам и довольно жестокие розыгрыши со спящими приятелями? Как сейчас помню ту разъедающую душу зависть хулиганистым и веселым приятелям…
Но, кто его знает – может, все это искажения памяти, и у нас все было так же? И все наши забавы со стороны выглядели скучными глупостями? Конечно, слабак далеко не всегда выглядит слабаком. Но детям скрывать правду гораздо труднее…
– И кого ж вы из них готовите? – поинтересовался я. – Идеальных слабаков?
Тут же чуть не налетел на своего спутника. Тот сверкнул глазами и тихо бросил:
– Не произноси здесь больше этого слова! Понял?! Говори – «наши».
Я заткнулся. Даже голову вжал в плечи.
Однако круто он берет. Неужто предо мной сам Владыка? Очень на то похоже: рядом с ним я вновь ощутил свое, забытое было, ничтожество. Нельзя этого делать, можно совсем нюх потерять…
– А где остальные? – виновато поинтересовался я. И быстро уточнил:
– Ну… Наши…
– Здесь все взрослые – наши. Вожатые отрядов, администрация, повара, дворники, водители… – физрук снова говорил спокойно и приветливо.
Навстречу пробежала группка девочек – они о чем-то весело переговаривались. Приблизившись, разом замолчали, хором поздоровались – и в лицах их была какая-то большая детская тайна. Только отбежав достаточно далеко, они снова принялись что-то шумно обсуждать.
Дети как дети. Наверное, даже хорошо, что их отделили от сильных сверстников. Мне вдруг вспомнилось собственное затравленное детство, дикие драки в подъездах, постоянный страх и унижение… Даже в глазах потемнело. Все-таки здорово, что детство проходит…
Приблизились к какому-то облезлому зданию, поднялись на крыльцо, вошли. Надо же – снова спортзал…
– Ударь его, ну! Бей же!
Это кричит какой-то крепкий коренастый парень – видимо, тренер. Перед ним на матах несколько мальчишек. И двое – в боевой стойке.
И оба зареванные, с раскрасневшимися от слез лицами.
– Двинь ему! – взвизгнул тренер.
Я вздрогнул, покосился на физрука. Тот не удостоил странную сцену своим вниманием. Поманил меня за собой. Мы прошли через зал, в котором тренер перешел на разъяренный крик:
– Ударь его, маленький ублюдок! Вот так, так! А ты чего рот раскрыл?! Где блок? Болевой, болевой давай! Вот так! И никакой пощады! Добивай!
Послышались крики и рев, полный обиды и боли.
Даже холодок по спине пробежал.
– Это нормально? – осторожно спросил я.
– Что именно? – не оборачиваясь, отозвался Пал Ильич.
– Не слишком ли жестоко? Они ж слабые…
– Жестоко… Можешь считать, что это прививка, – усмехнулся физрук. Теперь мы шли по узкому темному коридору с непропорционально высоким потолком. – В жизни их ждет куда больше жестокости.
– И все-таки… Они ведь дети!
– Все мы были детьми… – Пал Ильич обернул, посмотрел на меня с сомнением и сказал:
– Это научная группа. Мы изучаем – может ли слабак стать сильным.
– Опыты на детях?!
– Не только. Но у детей больше шансов.
– И… Как успехи? Сколько слабаков стало сильными?
Пал Ильич ответил не сразу. Когда я решил, что не дождусь ответа, сказал коротко:
– Ни одного.
У меня было много вопросов. Честно говоря, не нравилось мне это место, совсем не нравилось. Но тут Пал Ильич остановился перед грубо покрашенной дверью и осторожно постучал в нее.
– На минутку заглянем… – сообщил он мне.
Куда пришли, зачем? У нас нет такого правила – не задавать вопросов. Просто я на опыте убедился: слабаки не любят отвечать. Придет время – сами все расскажут. Если сочтут нужным.
– Да! Заходите! – донеслось из-за двери.
Физрук потянул ручку. Кивнул мне: «Проходи».
Честно говоря, не ожидал такого увидеть. Небольшая комната с решеткой на пыльном окне сплошь уставлена полками. И на полках этих стояли… нет – покоились – десятки великолепных парусников. Конечно же – моделей – но столь мастерски выполненных, что у меня вырвался какой-то нечленораздельный звук. Наверное, он выражал восхищение. Здесь были основательные каравеллы, похожие на изысканную мебель галеоны, мощные трехпалубные линкоры, легендарные фрегаты, стремительные клиперы…
Ослепленным этим великолепием, я не сразу заметил лысоватого круглолицего человека за столом – его скрывала недостроенная модель парового корвета с черной трубой между мачтами. Человек смотрел на меня поверх мощных очков, и взгляд его был внимательным и чуть ироничным. Чем-то он напомнил мне Папу Карло из детского фильма. Довершал образ довольно характерный фон: где-то работало обычное сетевое радио, нудно бормоча последние известия.