— А симбирский гений еще здесь? — поинтересовался Клим Кириллович.

— Увлекаетесь шахматами? — оживился Кронберг. — Господин Герц недавно отбыл. Но могу вам другого соперника порекомендовать; из этой же компании гениев, хотя и постарше их будет — господин Шевальгин. Игрок замечательный, хотя, — замялся узколицый человечек, собрав узкие губы в жалостливую трубочку, — есть у него недостаток, физический, так сказать. Он глухонемой. Ни слова от него не слышал. Однако сам генерал Фанфалькин, наведываясь к нам, любит играть с Дмитрием Львовичем.

— В следующий раз, — уклонился доктор, покосившись на Вирхова.

— Мы еще должны заехать в Пассаж, — неожиданно солгал тот. — Там сегодня модное представление. А вдруг и господин Шевальгин туда заглянет?

— Вряд ли, — Кронберг, потерявший к гостям интерес, пожал плечами. — Что глухонемому в театре делать?

— Как что? — Вирхов игриво подмигнул хозяину кабинета и тут же протянул ему руку в знак прощания. — На актрисочек любоваться. Он же не слепой!

Кронберг понял шутку важного гостя и звонко, по-девичьи, рассмеялся. Он проводил гостей до выхода, порывался кликнуть извозчика, но доктор и следователь решили прогуляться пешком. Снегопад прекратился, и прозрачный, обжигающий свежестью воздух позволял дышать полной грудью.

— Что вы обо всем этом думаете, Клим Кириллович? — спросил Вирхов.

— Вы поступили весьма хитро. Самое главное, не вспугнуть преступника. В Пассаже, мы, разумеется, нашего гения не найдем.

— Мы знаем его имя, — горделиво ответил Вирхов, — да и портрет его у меня в мозгу запечатлелся намертво. Может, найдем по нашим данным адрес. А ежели нет, сам Кронберг выяснит и позвонит. Уж я-то его знаю. Не раз с ним общался. Наш человек.

— Осведомитель? — в голосе доктора прозвучали неодобрительные нотки.

— Добровольный помощник, — поправил Вирхов.

Доктор вздохнул и замолчал. Они шли молча, сосредоточенно вслушиваясь в хруст снега под ногами и всматриваясь в лица встречных прохожих. Неожиданно доктор остановился.

— Карл Иваныч! — громким шепотом воскликнул он. — А ведь в свете всего случившегося ваш Кронберг может вести двойную игру!

— Как это? — Вирхов сдвинул плоские белесые брови.

— Все дело в нефритовой ладье, — едва размыкая губы, пояснил доктор. — Он же ее украл!

— Среди шахматистов такое баловство не редкость, — Вирхов снисходительно усмехнулся. — Они люди суеверные. Упрямые. Своевольные. Да не стойте вы на тротуаре, на нас оборачиваются.

— Но из-за кражи шахматный комплект стал неполным, а комплект очень дорогой!

— Ну и что? — не понял Вирхов. — Не улавливаю вашу мысль!

— Я заметил в клубе несколько лиц с весьма азиатской внешностью!

— Удивляюсь, что вас это поражает, — Вирхов ускорил шаг, — половину России населяют люди с азиатской внешностью!

— Но не с китайской, не с японской!

— Вы видели в Шахматном клубе японцев?

— Не уверен, — признался доктор, — но не исключаю. А не могли ли господина Кронберга завербовать во время его шахматного турне по Дальнему Востоку? Или позже?

— Шантаж? Из-за несчастной туры?

— Ладьи, Карл Иваныч, ладьи, — заторопился доктор. Он и сам не заметил, как добрался вместе с Вирховым до Литейного.

— У вас разыгралось воображение, милый Клим Кириллович, — пожурил друга следователь. — Если и так, шпионаж не моя епархия. Пусть им контрразведка занимается. Уверен, у нее и в Шахматном клубе есть свои соглядатаи.

Доктор смутился.

— Вы правы, Карл Иваныч. Надо бы отвлечься от криминальной сферы.

— Сейчас и отвлечетесь, — добродушно пообещал Вирхов, — время еще есть. Велю нашему дежурному извозчику отвезти вас куда скажете: или домой, на Вельможную, или на Васильевский? На Васильевском-то отвлечетесь быстрее.

Лукавый комментарий Вирхова заставил доктора улыбнуться; он представил себе семейство Муромцевых за вечерним чаем: раскрасневшиеся, хорошенькие лица профессорских дочерей, тихие звуки фортепьяно…

Вирхов подозвал извозчика и усадил друга, а сам направился к дверям Окружного суда.

Доктор медлил. Им овладело сентиментальное желание, чтобы Карл Иваныч обернулся и помахал ему рукой. Но тот поспешно скрылся в своей служебной цитадели, видимо смущенный столкновением с колоритной фигурой в дверях Окружного суда. Это был внушительный господин в лисьей шубе, на макушке его высилась боярская лисья же шапка, в руке господин крепко сжимал темной кожи портфель. Из-за спины вышедшего толстяка послышались восторженные женские голоса и аплодисменты. Доктор догадался, что является свидетелем триумфального шествия адвоката Пасманика, сопровождаемого поклонницами.

Но едва доктор успел понять это, как в лиловатом, блеклом свете фонарей увидел нечто темное, стремительно летевшее сверху прямо на героя дня.

В следующий миг доктор непроизвольно ахнул: темная масса ударилась о лисью шапку адвоката и мгновенно рассыпалась по сторонам черными брызгами. Адвокат качнулся и рухнул на обледенелый тротуар.

Кандидат на судебные должности Павел Миронович Тернов даром времени не терял. Отбыв с добытыми материалами дознания из ресторана «Лейнер» на Литейный, он развил бешеную деятельность: перерыл картотеки, изучил все жидкие папочки по китайцам, попадавшим когда-либо в поле зрения полиции. Безухих среди них не было. Молоденький кандидат, которым уже овладела мысль, что вместо банального убийства ему выпало счастье заниматься шпионским делом — что в военное время может ощутимо двинуть карьеру вверх! — горел желанием найти следы таинственной жертвы.

Не дождавшись появления следователя Вирхова, он ринулся на тропу самостоятельного поиска. В доходном доме бумагоделательного магната Сан-Галли квартировал его бывший однокашник по университету Виктор Иванович Гордеев. Отец его, крупный почтовый чиновник, вернувшись из Сибири, вышел в отставку, а в Сибири успел вторично жениться на обрусевшей китаянке. Виктор Иванович быстро привык к нешумной и улыбчивой мачехе. Единственное, что не нравилось младшему Гордееву, так это внезапные и частые появления каких-то китайских земляков или родни молодой отцовской жены.

Сейчас, находясь в лихорадочном возбуждении, Павел Миронович Тернов решил навестить бывшего однокашника — а вдруг его мачеха-китаянка знает что-то о безухом китайце?

Рысцой добежав до знакомого дома, Павел Миронович взлетел на третий этаж. На его звонок дверь открыла опрятная горничная с широким плоским лицом и узкими, раскосо поставленными глазами. Она заявила, что Виктора Ивановича нет, а госпожа Гордеева, напротив, дома и принимает.

В гостиной, где на многочисленных низеньких столиках громоздились лаковые коробочки, фарфоровые и нефритовые вазочки, статуэтки, совсем непонятные китайские безделушки, Тернова встретила стройная миниатюрная женщина в строгом черном платье с расшитым стеклярусом лифом. Ее смоляные волосы были собраны на макушке по европейской моде и заколоты блестящим гребнем. Говорила по-русски она превосходно.