Это было наслаждение. Неужели именно этого так отчаянно хотели те печальные куклы? Наверное, да. Зачем еще им было возвращаться в мир людей?

Рена и Каролина могли бы еще долго так играть, если бы не услышали, как Кукольник вскрикнул. Рена подбежала к нему, держа Каролину в руке. Кукольник пролил чай себе на колени и вскочил с кушетки, чтобы и ее не намочить.

– Простите, – сказал он Джозефу. – Надеюсь, ковер не намок, но…

– А если и намок, то мы просто опять переставим кушетку, – сказала Рена. – Она стояла у окна, пока папа не пролил на ковер кофе.

Она постучала кулачком по ножке кушетки, которая, очевидно, закрывала предполагаемое пятно.

Даже смущаясь, Кукольник закусил губу, чтобы не рассмеяться, – Каролина это заметила. Она хорошо знала, что он часто скрывает пятна кофе либо чая на рубашках, искусно повязав галстук или надев жилет.

– Рена права, – сказал Джозеф, – я виновник почти всех пятен в нашем доме. Скоро мне, наверное, придется заменить ковер. Это ковер моего дяди, и, думаю, он старше, чем я.

И он отбил ногой ритм на ковре, словно сыграл музыку даже без своей скрипки.

– Я пойду вымою руки, – сказал Кукольник. – И за ковер я заплачу.

И прежде чем Джозеф успел возразить – а именно это, поняла Каролина, он и собирался сделать, – Кукольник повернулся и вышел из гостиной.

– Бедняга, – пробормотал Джозеф. – Наверное, он очень нервничает.

Хотя отец к ней не обращался, Рена почувствовала, что должна высказать свое мнение.

– Может быть, но я очень рада, что ты пригласил его на чай.

Она так нежно погладила Каролину по голове, будто это была настоящая девочка. Должно быть, принадлежать Рене Трэмел – это большое счастье, подумала Каролина.

– Я тоже рад, – ответил Джозеф. Он встал и потянулся, а затем подошел, чтобы внимательно рассмотреть кукольный дом. Свежая краска блестела, словно клавиши его пианино, когда на них падал солнечный свет.

– Он напоминает мне работу моего отца. Твой зэйди[1] был плотником. Он очень огорчался, что я не умею так хорошо делать разные вещи.

Рена указала Каролиной на шкаф с ящиками, который стоял в гостиной у стены.

– Но ты сделал это. Большинство людей так не умеют.

– Твой зэйди и твоя мама сразу сказали, что он кривобокий, – сказал Джозеф. Он покачал головой, словно заново переживая тот разговор, затем протянул руку к дочери и спросил: – Можно мне посмотреть на куклу господина Бжежика?

Рена кивнула.

– Ее зовут Каролина.

Джозеф повернул Каролину набок и провел рукой по ее золотистой косе. Его пальцы были сильнее, чем у Рены, и держал он Каролину так, как однажды Кукольник держал копию «Дамы с горностаем», – будто скорее восхищался ее красотой, чем любил ее саму.

– Ее волосы совсем как настоящие. Интересно, они сделаны из конского волоса? Из него делают лучшие смычки для скрипок.

Он потянул за косу, чтобы проверить ее прочность, и Каролина не выдержала.

– Ой! – вскрикнула она.

Это было первое слово, сказанное ею человеку, если не считать Кукольника, – и она тут же захотела взять его назад. Даже Кукольник, который все еще немного верил в чудеса, был шокирован, когда услышал, что Каролина умеет разговаривать. А что же подумает о ней другой взрослый человек? Испугается ли он? Или поймет ее, как, похоже, понимает ее его дочка?

Джозеф уставился на Каролину, а затем перевел взгляд на Рену.

– Очень смешно, – произнес он, округлив глаза.

– Но это не я сказала, – возразила Рена.

– Тогда кто же? – спросил Джозеф. – Каролина – кукла. Ты разговариваешь вместо нее.

Чтобы проверить, он ткнул в Каролину указательным пальцем.

Она хотела бы не обратить внимания на бестактность – ведь Джозеф все-таки не знал, что она живая! – но не смогла.

– Пожалуйста, перестаньте, – сказала Каролина. – Как бы вы отнеслись к тому, что кто-то тыкает в вас пальцем без разрешения?

Джозеф, охнув, уронил куклу на пол.

Она упала, и ее деревянные суставы глухо стукнули, а коса съехала набок.

Но если не считать этого, она была цела и невредима – к счастью.

– Вам повезло, что я деревянная, – сказала Каролина, все больше раздражаясь. Она села и вперила взгляд в человека, в изумлении стоявшего над ней. – Если бы я была фарфоровая, то превратилась бы уже в сотню осколков.

– Я, наверное, сплю, – со стоном сказал Джозеф. Он поднял руку и отчаянно потер глаза, точно надеясь, что это его разбудит.

Рена неотрывно смотрела на Каролину, но не со смущением и испугом. Это был скорее зачарованный взгляд.

– Нет, вы не спите, – сказала Каролина. – Разве вам приснился бы сон о волшебной кукле, ведь вы, взрослые, похоже, совсем не верите в волшебство?

– Не может быть, чтобы ты разговаривала, – проговорил Джозеф, который смотрел на нее, прикрыв рот руками. Каролина тоже так делала, слушая особенно страшные моменты в сказках.

– Но я разговариваю, – возразила Каролина. Такой же утомительный разговор она уже вела с Кукольником, и ей вовсе не хотелось повторять все сначала. Но раз уж она заговорила, придется это сделать.

– Вы не обязаны мне верить, но у вас нет другого выхода. Рена верит мне, правда?

Рена, не отрывая взгляда от Каролины, кивнула.

Джозеф начал было отвечать, но Кукольник выбрал именно этот момент, чтобы появиться из ванной с влажным полотенцем в руке.

– Все в порядке? Мне показалось, кто-то кричал…

Увидев бледное лицо Джозефа, Кукольник умолк, проследил за его взглядом, и… полотенце выпало у него из рук.

– Ваша кукла живая, – прошептал Джозеф.

– Я знала это, – сказала Рена. И восторженно воскликнула: – Я же это знала!

Десять минут спустя Кукольник все еще рассыпался в извинениях. В словах его явственно слышались нотки гнева, хотя они относились не к Трэмелам. Не Джозеф и Рена были хранителями его тайны – вина целиком и полностью лежала на Каролине.

У Джозефа на лице все еще было ошеломленное выражение, хотя он уже достаточно пришел в себя, чтобы сесть. Кукольник налил ему чаю, и Джозеф взял чашку, но так и не сделал ни одного глотка.

Трэмелы были добрее к Кукольнику, чем булочник и остальные его посетители, и последнее, чего хотелось Каролине, – это испортить день, который они так хорошо проводили вместе. Но, кажется, именно это и случилось. Она почувствовала, будто в ее груди вместо стеклянного сердца оказался тяжелый камень.