— Да, живи, сколько хочешь, ты мне не мешаешь. Скучно тут у нас, а так будет с кем поговорить и скоротать вечерок. Жаль баньку истопить тебе не могу, в городе живем. Тут у нас ванна. Свою кибитку оставь у меня. На таких как ты приехал, только, злодеев на каторгу в Сибирь возят. Перепугал моего лакея на смерть. Я тебе приличную коляску дам и лошадок хороших. Сейчас ты мне про своего Акима петь начнешь. Будь спокоен, он будет накормлен и получит, чего захочет. Знаю я, как ты его любишь и дорожишь им. Только, уж прости, в людской он жить будет. Он холоп, а я князь. Да, совсем забыл. Можешь обрадовать Акима. Ему второго Георгия дали и чин унтер-офицера. Так, что он уже свободный от крепостного права, а так же жена и дети его. Так, что повезло ему. Теперь ты ему и не хозяин, а просто, ваше высокоблагородие. Повезло мужику. Свобода.

— Зря вы так Лев Георгиевич. Ни чего ему не повезло, он своей службой родине заслужил вольную. А от меня он ни куда не уйдет. Я ему сам вольную предлагал, так не захотел вовсе. Ладно, ваше сиятельство, пошел я спать. Устал сильно.

Через день, на новой повозке они отправились в Петербург. Вот по дороге Семен и решил обрадовать Акима.

— Слышь Аким, теперь я тебе не хозяин. Вольный ты.

— А на кой мне эта воля, что я там буду делать? Мне и при вашем сиятельстве прекрасно живется.

— Так это не я тебе волю дал, ты ее сам себе заработал. Тебя вторым Георгием наградили. Приедем в Петербург, получишь награду. Там и пенсия тебе пожизненная полагается. Я тебе добавлю денег, купишь себе квартиру в городе, лавку откроешь. Может, и купцом станешь. Ты же грамотный и башковитый. Дети учиться будут. В люди выйдешь. Сколько можно за сохой ходить?

— Ну, за сохой мы отродясь не хаживали. Поздно мне барин на волю выходить. Останусь при вас, вы же, как детё малое без меня пропадете. Барыня Ольга скончалась, царствие ей небесное, кто за вами уследит. Да, и за борзыми кому-то присматривать надо. Люблю я это дело. Нет, с вами останусь. А дети вольные, так это хорошо. Не продадут их в рабство. Прошка вырастит, вот будет, кому за Александром присматривать. Вы же его обязательно запишите в гусарский полк. У вас династия и у нас династия.

Вот так они и доехали до развилки. Все как в сказке. Направо поедешь, домой попадешь, прямо поедешь, в Петербург заедешь. Семен смотрел в облачное небо и думал, куда ему свернуть.

— Все барин, надо на постоялый двор заехать. Лохматого отдать извозчику, пусть его в имение везет. А нам прямо. Через пару дней будем в Петербурге.

— Аким, ты торопишься получить свою награду?

— А куды торопиться-то. Успеем.

— Вот и я так думаю. Поворачивай направо, поехали домой. Баньку истопим. Выпьем водочки. Родная сторона. Раны быстро заживут и телесные и душевные. Поворачивай.

Вот и дом родной. Ничего лучше нет для русского человека, как вернуться домой после долгого пути. Барина встречали с радостью. Волковых искренне любили их крепостные. Они относились к ним как к людям, а не как к рабам. Генетическая память помогала им в этом. Сами были рабами и хорошо знали, каково на Руси быть крепостным. Большим оброком свои вотчины не облагали, а если была нужна их помощь крестьянам, то и помогали всегда. Голода в имении Волкова ни когда не было. Да, были неурожайные годы, что поделать, такова природа, бывало и впроголодь жили, до следующего урожая, но, чтобы совсем оголодать и есть лебеду, такого отродясь не было. Семен Александра принял из рук Марии. Хороший ухоженный светловолосый карапуз, с голубыми глазами, как у Ольги. Потом сходили на погост, и Семен поклонился могиле жены. Заказал заупокойную службу. Да, и сам помолился. Не часто он это делал. В бане парился долго, до самого вечера. Хорошо поужинал, выпил водки и лег спать. Утро вечера мудренее. Будет утро, будет и жизнь. Поутру выслушал доклад старосты, что и как в поместье, сделал распоряжения по хозяйству и отправился на псарню. Аким уже там хлопотал со своим отцом. Барина, как и положено, встретили с поклонами.

— Хорош Аким кланяться. Говори, чего удумали делать с Лохматым.

— Так все и решили, как и уговаривались. Лохматый успел сволочуга гончака удавить. Как тот сподобился выскочить на Лохматого, так и не понятно и сечь за это не кого. Скорее я сам не доглядел. Лохматый знает дело крепко. Сразу в глотку взял. Вот и мой папаня говорит, что это степняк, злобу нашим собакам даст и Лукавая все выправит. Первый помет ни кому показывать не будем. Кобелей оставим, сук утопим. До семи месяцев продержим и посмотрим, что к чему. Не нужных придется отстрелять, их в развод пускать будет нельзя, а для охоты у нас собак хватает. Бог даст, пару кобелей оставим. Если в этот раз ни чего не получится. Повторим вязку с Лукавой и Забаву добавим. А вот чего дальше с Лохматым делать я и не знаю. Жалко будет его отстрелять. По волку будем пускать, если выживет, то и на пенсию отправим, будет на псарне свой век доживать, может, когда и сгодиться. Хотя какая жизнь на псарне без охоты для такого бродяги, посмотрим, может, и за реку отправим. Как Семен Андреевич, подходит?

— Тебе виднее Аким, ты со своим отцом толк в борзых знаешь.

Забегая вперед, скажу. Вот так, через несколько поколений и появился Злыдарь. Выдающийся волкодав. О нем потом еще долго легенды ходили.

Семен Андреевич вышел в отставку. Сил много. Занялся обустройством своего хозяйства. Душевные раны затянулись, думал и телесные зажили, ан, нет. В начале осени, после травли зайцев почувствовал удушье, стал покашливать, а как пошли дожди, то и все старые раны завыли. Ни баня, ни растирания медвежьим салом не привели к должному успеху. Пришлось звать доктора. Старый немец долго осматривал Семена.

— Ну, что сказать вам ваше сиятельство, все не так плохо, как я думал. Простреленная верхушка легкого дает о себе знать. Тут время надо и хорошо бы сменить климат, хотя бы на год. Отдохнете хорошо, погреетесь на солнышке, подышите морским воздухом. Все и пройдет. Раны будут болеть к перемене погоды, но и это при нашем климате. Поезжайте-ка вы лучше в Италию, Капри, Неаполь.