– В бытовой химии. Покупала стиральный порошок.

– Щедрая дарительница тоже выбирала средство для белья! – воскликнула я. – Может, она

живет неподалеку?

– Нет, – возразил Иван, – бывшая ученица в хозотдел заходить не собиралась. Она

кинулась к Селезневой со словами: «Дорогая Лора Павловна! Как хорошо, что я вас

заметила! Шла за хлебом, случайно голову повернула – и ахнула: вы стоите. Вот здорово!

Меня словно кто-то толкнул. А ведь могла мимо вас пролететь!»

– Странно… – покачала я головой.

Но объяснить, что посчитала необычным, не успела, меня перебил Глеб Валерьянович:

– Согласен, тут много удивительного. Начнем со шкафа. А ну, шагайте в спальню.

Борцов вышел в коридор, я поспешила за ним.

– Смотрите, – велел эксперт, раздвигая дверцы.

– Одежда, – протянул Иван Никифорович. – И что?

– Внимательно глянь на шмотки, – продолжал Глеб Валерьянович. – Строгие черные юбки, простые бежевые и серые блузы, платья элегантного покроя неярких тонов, классическая

обувь… и – вот это!

Борцов вытащил из гардероба вешалку, на которой болтался бордовый прикид с рукавами

и горловиной, отороченными мехом невинноубиенной кошки, и усыпанный стразами

размером с перепелиные яйца.

Я заморгала. А Глеб Валерьянович выудил из шифоньера другой наряд, на сей раз из

темно-красной ткани, прикидывающейся парчой, с отложным кружевным воротником

желтого цвета и с поясом из массивных голубых каменьев, смахивающих на бутылочные

осколки.

– Похоже, Лора Павловна обожает бордовый цвет, – только и сумела вымолвить я.

– Какая женщина станет носить подобранную с безупречным вкусом одежду и сей китч? –

не утихал Борцов.

– Наряды для службы и отдыха разнятся, – справедливо заметила я.

– Но не настолько же! – парировал эксперт. – Судя по повседневному гардеробу, по

праздникам Селезнева должна была надевать черное платье с ниткой жемчуга. А что на

вешалках?

Я потрогала псевдопарчовое одеяние.

– Всего-то два выбивающихся из общего ряда наряда. Кажется, они не новые. Может, Селезневой их подарила подружка? Сказала: «Лора, хватит рядиться в скучные тряпки. Вот

тебе яркие, модные платья». Сейчас в тренде все блестящее, кричащее, на грани

вульгарности.

– Никогда не видел Лору разодетой как *censored*тка на Пасху. Она всегда выглядит

безупречно. И у нее нет закадычных приятельниц, которые стали бы дарить наряды, –

пробормотал Иван Никифорович. – Она вообще трудно сходится с людьми.

– Но с тобой быстро закрутила роман, – подчеркнул эксперт.

– Говори прямо, что ты имеешь в виду, – обозлился Иван Никифорович.

– Не замечаешь странностей в гардеробе – посмотри на квартиру, – загудел Глеб

Валерьянович. – Вроде все гармонично: мещански-кукольный интерьер, любовные романы.

Но где фотографии? Нет ни одной! Ни на стене, ни в рамочках на комоде. У хозяйки таких

апартаментов снимков должно быть миллион: она сама, родители, покойный муж, свидетельства всяких экскурсий, поездок с супругом.

Начальник показал рукой на книжные полки:

– Вон альбомы.

Я рассматривала карточки и не могла отделаться от мысли: что-то тут не так. А сейчас

сообразила. Нет ни одного снимка Лоры в молодости или детстве, отсутствуют фотографии

папы-мамы, дяди-тети, только рабочие сюжеты.

Борцов снял со стены небольшую картинку и потряс ею перед Иваном Никифоровичем.

– Ну не странно ли украшать опочивальню видом Ниагарского водопада, где, полагаю, госпожа Селезнева никогда не бывала, и не вспомнить о покойных предках? Ваня, глянь на

рюши, оборки, кучу мелочей, фарфоровых собачек… Женщины подобного типа очень

сентиментальны, да у нее у кровати просто обязаны красоваться изображения бабушки, дедушки и прочих!

Иван Никифорович попытался выхватить у Борцова рамку:

– Не трогай, разобьешь!

– Ваня, забудь, что Лора – твоя любимая баба, включи профессионала! – потребовал

Борцов.

– Дай сюда! – зашипел шеф и дернул к себе рамку.

– А, не желаешь признать правду… – фыркнул Глеб Валерьянович и схватился за снятую

со стены картинку еще и левой рукой.

Пару секунд они боролись за снимок, потом Иван Никифорович ойкнул, рамка упала на

пол. Стекло разбилось, осколки веером брызнули в разные стороны.

Я наклонилась, подняла фото водопада, а заодно кусок картона, служивший задней

стороной картинки, и увидела, что к нему изнутри прикреплена старая черно-белая

фотография.

– Что это? – хором спросили мужчины.

Я принялась рассматривать снимок, запечатлевший полную женщину в сарафане, нехуденького мужчину в спортивных штанах (такие мой отец называл «трениками») и

круглощекую девочку в летнем цветастом платьице. Потом перевернула находку и

прочитала на обороте надпись фиолетовыми чернилами: «Крым. Планерское. Лорочка, папа

и мама на море».

– А вот и детское фото, которое ты мечтал увидеть! – обрадовался Иван Никифорович. – Я

понял, куда твои мысли зарулили. Хотел нам внушить, что Лора не та, за кого себя выдает, ее

наняли с целью поближе подобраться ко мне. Слышал термин «профессиональная

шизофрения»? Некоторым врачам повсюду мерещатся тяжелобольные люди, а полицейским

– преступники. Вот и ты стал жертвой этой болезни. Уж поверь, я хорошо изучил женщину, с которой сплю в одной постели не первый год. Лора – самое бесхитростное существо на

свете! И я ее биографию проверил, она прозрачна!

Глеб Валерьянович показал пальцем на снимок: