Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, приземлившись, Морган кричит. Он кричит, потому что на руки ему навалился Барри, пригвоздив его к земле. Над мусорными баками вывеска пончиковой светит в другую сторону, как будто не желает ничего видеть.
За пончиковой обычно все и происходит, и если не хочешь неприятностей на свою задницу — лучше держись подальше.
Почти сразу же, как только те приходят, приятные вспышки угасают. Карл перестает смеяться и делает шаг вперед. Морган съеживается, и его белые ноги покачиваются в темноте, будто зверьки. Барри шепчет ему на ухо:
— Сделай-ка одолжение, давай их сюда.
— У меня нет, — умоляюще говорит Морган. — Клянусь!
— Тогда зачем же ты пришел? — Голос Барри звучит ласково, будто материнский. — Чего ты приперся, а, придурок?
— Ты же велел мне прийти, — выговаривает Морган между всхлипами.
— А еще мы велели тебе принести кое-что. — Морган в ответ молчит, и Барри влепляет ему пощечину. — Мы ведь велели тебе кое-что принести, ты, тупица!
— Я пришел сказать вам, что не могу их принести. — Морган приподнимает голову и пытается взглянуть на Барри, находящегося позади, так что слезы текут назад, к ушам.
— Почему это?
— Мама держит их под замком! Под замком!
У Карла сделалась очень тяжелая голова. Слоны перестали плясать; они один за другим падают на пол. Откуда-то издалека он слышит, как Барри произносит:
— Мы же тебя просили по-хорошему.
Он подает Карлу знак.
Карл сильно встряхивает жестяную банку. Он знает, что делать. Но вначале — ХООООООООШШШШШШШШ, небо прыгает и издает хлопок, он вылезает из-под куртки, его лицо — это смайлик ☺, нарисованный мелком…
— Давай, — шипит Барри.
Он подносит зажигалку к краю банки…
— Не надо… — пищит Морган. — Не надо…
— Не дури, Морган, — говорит Барри. — Просто дай нам то, что мы просим.
— Не могу! — Все лицо у него мокрое от слез. — Не могу — мама узнает…
— Ладно, Морган, — говорит Барри таким тоном, как будто ему стало грустно. — Тогда ты сам знаешь, что нам придется сделать.
Карл опускается на одно колено и нацеливает банку.
— Нет! — кричит Морган, но отсюда его никто не услышит. — Нет, пого…
Вспыхивает пламя — и на секунду поглощает все вокруг. А потом пропадает, оставляя мерцать в темноте только голубовато-белую вспышку. В воздухе пахнет паленым.
— Ну, теперь ты нам дашь кое-что, Морган? — спрашивает Барри.
Морган плачет, не издавая ни звука. Он катается на животе, извиваясь, как червяк, в грязи.
— Может, ты передумал? Может, у тебя что-то есть для нас? Или, может, хочешь еще разок побеседовать с этим Драконом?
Морган съеживается, будто его еще раз прижгли. Потом показывается его рука, а в ней — оранжевая прозрачная трубочка. Барри хватает ее.
— Что же ты сразу ее не отдал, когда мы тебя по-хорошему просили? Мог бы избавить нас от этой канители, дубина!
Морган не может ответить — он рыдает. Опять этот жуткий плач без единого звука — только с корчами. Ноги у него совсем красные — это видно даже в темноте. Барри поворачивается к Карлу:
— Смываемся.
Карл кивает. Проходя мимо Моргана, он замечает, что у того выпал телефон. Карл подбирает его с земли и кладет к себе в карман.
В сортире “Бургер-Кинга” Барри вытряхивает на крышку унитаза четыре таблетки из оранжевой трубочки. Он дробит их своим телефоном и разделяет получившийся порошок на две части. Придумал все он, поэтому он первый. Затем наступает очередь Карла. Он подносит к кучке бургер-кинговскую соломинку и вдыхает. Порошок попадает ему в нос. С металлическим звуком — дзынь! — будто рядом вытащили меч — окружающее заостряется.
Внезапно все обретает смысл. Карл чувствует дрожь новизны, чувствует ледяной холод. Все так круто. Так круто быть тут с Барри — отличная была идея выбить из Моргана Беллами эти таблетки. Они выходят из кабинки и шагают по серебристо-бело-стеклянным просторам торгового комплекса, будто двое парней из хип-хоп-видео. Бегут вверх по эскалатору, едущему вниз, и вниз по эскалатору, едущему вверх, выкрикивают что-то девчонкам. Крадут зажигалку, колоду карт, журнал “Марбелла Айрленд”. А потом им все это надоедает.
— Пойдем навестим Косоглазого, — предлагает Барри.
На обратном пути они проверяют — на прежнем ли месте Морган, но тот уже исчез. Интересно, он расскажет кому-нибудь? Нет, конечно: он ведь должен понимать, что с ним тогда случится.
Сегодня Косоглазого “У Эда” нет — только Косоглазая. Она поднимает голову и, увидев их, сразу напрягается. Они очень медленно направляются к стойке. Слышна музыка — это песня Бетани:
Будь мне восемнадцать, ты бы заснял меня,
И мы бы выложили в Сеть, чтобы все могли смотреть,
Как я ращу твою любовь и что ты делаешь со мной,
Когда не видит учитель и когда предки спят…
— Вам помочь? — говорит Косоглазая, хотя по ее голосу ясно, что она не желает им ничем помогать. У нее выходит “Ва помоси?” — кажется, будто она умственно отсталая.
Барри делает вид, будто изучает большое ярко освещенное меню у нее над головой:
— Да, пожалуйста. Есть у вас сок “Агент ‘Орандж’”?
— Оранси нет.
— Нет? Ладно, тогда я возьму сэндвич с напалмом.
— Сэнвиси нет.
— Как — и сэндвичей с напалмом нет?
— Еси только меню.
Карл, стоящий рядом с Барри, покатывается со смеху, потому что знает: агент “Орандж” и напалм — это вещества, которые американцы сбрасывали на косоглазых во время войны во Вьетнаме, чтобы сжечь их землю. Он знает об этом от Барри. Барри все знает про Вьетнам: он видел всякие фильмы — “Взвод”, “Апокалипсис сегодня”, “Высота ‘Гамбургер’”, “Цельнометаллическая оболочка”, “Доброе утро, Вьетнам”, “Рэмбо: Первая кровь” — части первая и вторая, и еще какие-то, у него их много на DVD.
Будь мне восемнадцать, было бы так классно…
— поет Бетани, —
Всем показать, как мы проводим время,
И парни отовсюду заглянули бы ко мне домой,
Всегда бы кто-нибудь смотрел — я не скучала бы одна…
Барри спрашивает Косоглазую, не хочет ли она заняться сексом. Он облизывает пальцы и трет ими свою грудь, приговаривая: “Я так тебя хосю, давно узе люблю”. Косоглазая глядит на него с таким видом, словно вот-вот ударит его, и это смешно — росту в ней всего метра полтора, да, наверно, она вообще не понимает, что он говорит: она же знает по-английски только названия пончиков.
Карл оглядывается на дверь, и все, кто наблюдал за ними, сразу же опускают глаза на свои пончики, — все, кроме двух девчонок в кабинке, которые продолжают на них пялиться.