Всеславна положила на крыльцо принесенный с собой колчан, туго набитый стрелами, лук, поправила широкий ремень, бисер которого прямо горел в солнечном свете, а особенно ярко сверкала бирюза на пряжке, перекликаясь с бездонной синевой ее прекрасных глаз. Проверила в ножнах меч, подарок князя киевского, специально для нее заказанный заморским купцам. Далекие дамасские кузнецы сделали его легким, под женскую руку, и острым — так что рассекал в полете шелковую ткань. Сам клинок отличался сложностью муарово-волнистого узора на темном фоне. Рукоять, отделанная дорогими каменьями, являла собой песнь в металле — так изящно были отлиты головы сказочных животных, служивших защитой для руки.

Девушка легко, словно серна, взметнулась в седло. Конь заплясал под ней, готовый сорваться. Натянув узду, она осадила его, Ириней подал оружие. По-мальчишески озорно крутанула над головой уздечкой, и Сокол стремительно и грациозно понес свою наездницу.

Город остался позади, дорога ушла вправо. Конь словно летел. Вот наконец любимое место Всеславны. Как сказочно изменилось оно за одну ночь! Земля горела сплошным бездымным костром. Страшно было ступить на нее — казалось, обожжет огнем, и запылаешь ярким факелом. И некуда двигаться дальше — огонь, как река в разлив, заполнил все пространство.

Долго еще любовалась бы девушка открывшейся перед ней картиной, если бы Сокол жалобным ржанием не напомнил о своем существовании. Соскочив с коня, княжна принялась собирать буйствующее пламя, пока не набрала целую охапку. Она зарылась в нее лицом, а потом, разбрасывая капли огня, радостно закружилась на месте, пока без сил не упала на землю. Затаив дыхание, она прислушалась. Кричали, будто призывая ко сну, короткохвостые перепела. Несогласный кузнечик трещал что было мочи, перелетая с места на место. Где-то вдали крякала утка. Над горизонтом появилась темная точка. Она быстро приближалась, превращаясь в царя голубых просторов. Огромный орел, распластав крылья, величаво парил, осматривая владения. Так же спокойно, как и появился, он исчез за горизонтом. И тотчас рядом кто-то быстро и громко забил крыльями, радуясь избавлению от опасности. Дунул ветерок. Зашелестела трава. Еще громче затрещал потревоженный кузнечик. Нарвав цветов, Всеславна сплела яркий тяжелый венок. Надев его, поднялась с земли и закружилась в диком, немыслимом танце, пока длинная трава, спутав девушке ноги, не свалила ее на землю. Всеславна засмеялась, всем телом прижимаясь к теплой, наполненной радостью земле.

Так, не шевелясь, она лежала, наслаждаясь голубизной безоблачного неба, ароматом трав. Но это чудесное мгновение прервал неведомо откуда пришедший звук. Княжна припала ухом к земле, как учил ее когда-то дядя, и услышала конский топот. Вскочив на ноги, она увидела, как несется ее Сокол, а за ним скачет небольшой отряд. На душе похолодело.

— Сокол! — что было сил закричала Всеславна.

Конь, радостно заржав, устремился на голос хозяйки. Подхватив меч, на ходу метнулась в седло. Понятливое животное без понуканий помчало ее вперед. Княжна оглянулась и, к ужасу своему, обнаружила, что преследователи уже близко и расстояние медленно, но верно сокращается. Здоровенный половец скакал почти рядом, глаза его горели алчным огнем, в руках он держал, готовясь к броску, аркан.

Княжна выдернула из-за спины лук, выхватила из колчана стрелу и, резко обернувшись, спустила тетиву. Стрела, сверкнув, ударила преследователя в грудь. Половец, неловко взмахнув руками, рухнул под копыта коня. Это чуть охладило пыл преследователей. Всеславна уже торжествовала победу, как вдруг увидела, что от леса наперерез ей скачет другой отряд. Она повернула коня влево, но и там с холма спускались всадники. Ужас обуял княжну.

— Спасите!!.. — понеслось над полями, словно застывшими от ужаса приближающейся драмы.

Накануне этого события, сытно отрыгнув после ужина, князь Всеволод задержал тиуна.

— Не сорвется?

— Не думаю, — тиун переминался с ноги на ногу.

— Смотри у меня! — князь погрозил пальцем. — А воевода, ответь мне, еще долго будет носить ноги?

Услышав эти слова, тиун испуганно посмотрел на дверь. Князь засмеялся:

— Здорово же ты его боишься, если даже в моем доме так себя ведешь.

— Это не человек, а черт, — сказал тиун, втянув голову в плечи. — Он будто видит людей насквозь. Мне с ним даже встречаться страшно. А люди в городе настолько его уважают, что боязно кому-либо говорить. Посылал я было своего, да… пустое дело. Надо ждать, князь. Вот сына его привлечь бы на нашу сторону. А за ним, глядишь, и отец потянется. Один он у него, как-никак.

Князь поднялся, медленно обошел стол, поглядел в окно.

— Да-а… — протянул он задумчиво. — Думаю, ты прав. Давай сделаем его сыну дорогой подарок.

— Точно! — лицо тиуна светилось торжеством. — Подари ему кречета!

— Кречета? Ты в своем уме? Кречета — и кому? Сыну какого-то воеводишки… — Князь в гневе забегал по комнате. — У меня их два. И оба «красные». Уж не прикажешь ли мне отдать одного из них? — он остановился напротив слуги, пылая гневом.

— Князь, — начал тиун тихим вкрадчивым голосом, — завтра же надо пригласить Аскольда на охоту, ибо гости к нам должны пожаловать…

— Какие гости?

— Да те, которые тебе недавно акморина отвалили.

— Аквамарина, балда! — Князь замолчал. Лицо его осветилось злорадством. — Пусть помучается, пусть!.. Будет знать, как по голове… — Он осекся и посмотрел на тиуна. Тот стоял с безразличным выражением лица, словно ничего не понимая. — То есть будет знать, как голову не слушать, — докончил князь.

Слуга дернул щекой и произнес:

— Перед охотой сам и подаришь Аскольду кречета. А если все удастся, как мы и задумали, птичка к нам еще вернется.

Ночь пролетела быстро. С самого утра княжьи людишки забегали, готовясь ехать с хозяином на соколиную охоту.

Несмотря на утренний час, Аскольда дома не оказалось. Стоя на безлюдном дворе, тиун вертел головой.

— Эй, Славуч! — крикнул он, завидев, как двор, прихрамывая, пересекает какой-то человек. — Князь мой приказал найти Аскольда, а его дома нет. Не подскажешь, где он?

— Поищи у кузнеца, — ответил тот, подумав. — Он там часто бывает, у дружка своего, — и заковылял дальше.

Славуч сказал правду. Многие знали, какая крепкая дружба связывает этих разных людей. А началась она довольно странно несколько лет назад.

Однажды, в один из жарких июльских дней, отец послал Аскольда проверить поставленные с вечера сети. Знал воевода один омуток, стерлядка там водилась добрая. Туда-то и примчался Аскольд на коне. Сбросил легкую одежку и хотел было броситься в воду, да заметил на берегу чужого человека. Остановился, настороженно глядя на незнакомца. Тот спокойно чистил рыбу. Поплавки сети трепетали на поверхности воды. Но с берега к реке тянулся еще не просохший след. «Проверил», — догадался Аскольд.

— Зачем не свои сети трогал? — со злостью спросил юноша, жалея, что не взял оружие.