— Нашли, мля, себе собаку, — буркнул он, продолжая морщиться от боли и ломоты в избитом теле.

Не один раз встречавшееся в книгах утверждение, что в старину замки были донельзя примитивными и открывались чуть ли не простым гвоздём, как теперь он убедился, осматривая убогий запор на своей ноге, оказалось верным. Будь у Игоря сейчас в руках тот самый гвоздь, он легко бы разомкнул кольцо, стянувшее его щиколотку. Вот только, не было у него ни гвоздя, ни вообще ничего полезного — всё, что у попаданца имелось при себе во время поимки, кроме одежды, отобрали. И рюкзак, и нож, и даже часы. Хорошо хоть, что из рюкзака он почти всё вынул, отправляясь на проверку Кольтовских силков.

— Уроды, — определился Игорь в своём отношении к охотникам.

Он осмотрел телегу, к оси которой был прикован, в надежде, что в ней найдётся что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве отмычки, и до чего он мог бы дотянуться — цепь, его сковывающая, была очень короткой, чуть больше метра — но ничего не обнаружил. Средневековье — мать его ети — железо в такие эпохи где попало не валяется, всё в дело идёт.

Какая-нибудь щепка, достаточно твёрдая, чтобы заменить металл? Почему бы и нет? Игорь с напряжённым вниманием осмотрел всё пространство вокруг себя, и тут его тоже постигло разочарование — ничего того, что могло бы пригодиться. Пара хрупких веток не в счёт.

— Эй, иноземец, — окликнул попаданца один двух из бивших его дружинников — Фэйз или Эмин, он пока не отличал — который в этот момент справлял малую нужду прямо на месте несения службы и почти в самом центре лагеря, не обращая внимания на снующих вокруг рабов и рабынь, — Ловко ты Густа подсёк. Только больше так не делай, а то можешь ответить и жизнью.

Завязывать штаны после оправки дружинник не стал, а схватил одну из одетых в мешок девушек, пытавшихся проскользнуть вокруг него, и потащил к повозке, стоявшей по соседству с телегой, к которой был прикован Игорь. Уткнув лицом совсем не сопротивляющуюся рабыню в лежавший на повозке тюк, бравый сорокалетний вояка оголил у неё всю нижнюю часть тела и начал готовиться к соитию.

— О, времена! О, нравы! — попаданец даже скривился. Нет, святошей, ханжой или лицемером он не был, но такое выставление напоказ интимных сторон жизни его покоробило, — Слышь, воин, — позвал он прелюбодея, — А куда-нибудь подальше отойти, не судьба? И вообще, у вас тут какое-нибудь подобие устава гарнизонной и караульной служб есть? Смотрю, ты и разговариваешь на посту, и ешь, и пьёшь, и отправляешь естественные надобности. Разве что, патрон в патронник не досылаешь, и то, только потому, что не имеете ни того, ни другого.

Разумеется, дружинник не понимал Игоря — говорил-то попаданец большинство слов по-русски — но, похоже, суть уловил — пленник его попрекает.

— Тебе, я вижу, скучно, — сказал стражник, закончив своё дело и завязывая портки, — Сейчас подойду. Только смотри, без этих своих штучек.

— Экий ты скорострел, — насмешку своих обидных слов Игорь всё же скрыл, — Самому любопытно поболтать?

Девушка, только что подвергшаяся насилию, молча поправила свой мешок с дырками, даже не изменив равнодушного, чуть ли не коровьего, выражения лица, но, когда она подошла к попаданцу, чтобы забрать кувшин — а это оказалась та самая рабыня, что по приказу десятника Итома приносила ему еду и выпивку, если, конечно, ту кислятину можно так назвать — Егоров заметил удивительную смесь ярости и боли в её глазах. Похоже, девица-то не родилась в рабстве, а была продана в неволю родственниками для прокорма или общиной за долги.

— Любопытно, — хохотнул дружинник, — Только тебя совсем не понять почти. Фэйз. Меня зовут Фэйз. А тебя? Откуда ты? — он больно схватил уже отходившую девушку за ягодицу и ухмыльнулся ей, — На ночь тоже ко мне приходи. Наш барон — добрый сеньор, — пояснил он Игорю, подмигнув, и снял с пояса совсем крохотный бурдючок, — Угощайся. Хлебни чего покрепче.

Густ, пару раз огребший от попаданца неприятностей, явно уважением своих сослуживцев не пользовался. Ничем иным такое довольно дружелюбное отношение к пленнику Игорь объяснить себе не мог.

— Спасибо, — кивнул он, беря в руки протянутую ёмкость, — Меня зовут Игорь. Я с Лапандии, из королевства Монголия.

Вынув из бурдючка деревянную пробку и принюхавшись, бывший сержант спецназа сильно расстроился. И дело было вовсе не в том, что угощение дружинника оказалось низкопробной вонючей сивухой, а в том, что всё же сивухой.

В прочитанных Егоровым книгах про попаданцев в прошлое или иной средневековый мир, самым первым, простым и доступным для наших современников, приносящим сразу же огромные бонусы прогрессорским деянием являлась перегонка вина или браги в крепкие спиртные напитки, и частые споры заклёпочников в комментариях про преимущества той или иной конструкции самогонного аппарата или даже ректификационной колонны особой роли не играли — главное, что предложив механизм выпаривания и конденсации спирта можно было нехило подняться по социальной лестнице и разбогатеть.

Но Игоря постиг очередной — он давно сбился со счёту, какой — облом. Перегонку в этом мире уже знали. А то, что сивуха у дружинника в бурдючке отвратительного качества, ни о чём не говорило — и в родном мире Егорова некоторые подобное в себя вливали.

Да что там далеко ходить, сосед деда, после запрета на продажу "Боярышника", стал гнать примерно такое же пойло, и пытался в первый день приезда Игоря угостить своим жутким первачом.

— Чего морщишься? — Фэйз уселся в телегу, нарушив ещё одну заповедь часового — хотя, есть ли здесь таковые? — и извлёк из сумки, перкинутой через плечо, яблоко, — Возьми. У барона могут и получше подать, а у меня только такое. На, закусишь.

Игорь, стараясь не морщиться от отвращения, вначале продезинфицировав горлышко — мало ли, какие тут болячки — приложился к бурдючку, посчитав, что пару глотков не повредит. К тому сорту людей, которым, если, что называется, на губу попало, потом неделю не остановишь, он не относился.

— Крепка, зараза, — выдохнул он, возвращая сосуд, — Градусов пятьдесят-шестьдесят?

— Чего? — переспросил дружинник, — Ты говори, чтобы я понимал.

— Не могу пока, — улыбнулся попаданец, — Я ваших академиев не заканчивал. Лучше ты мне что-нибудь расскажи. Понимаю я намного лучше, чем говорю. Только, не быстро. Может скажешь, за что хоть меня схватили-то? Я, вроде, никого не трогал, примус починял.

Фэйз Игорю был неприятен. И дело тут не в том, что пахло от стражника потом и дерьмом, и не в его почерневших и гниющих зубах, и даже не в его поведении с рабыней — Егоров прекрасно осознавал, что подходить с мерками своего мира к чистоплотности и менталитету средневековья не следует — а в характере его сторожа.

Фэйз был одарён той простотой, которая хуже воровства. Попаданец ясно видел, что с теми же улыбочками и смешками, с которыми дружинник к нему обращался, он легко его прирежет, как только получит такую команду. Но Игорь это своё мнение спрятал глубоко внутри — ему с этим мужиком детей не крестить, а вот информацию получать надо.