Один мудрец утверждал, что в любом человеке живет ребенок, за которого он несет ответственность. По аналогии можно сказать, что в каждом старике, в каждой увядшей пожилой женщине обитают красивый юноша или девушка, с горечью наблюдающие за пренебрежительным к ним отношением и не понимающие его причин.

Желаю нашим политикам, с недальновидной беспечностью игнорирующих интересы пожилых людей, воспринимающих их лишь как докучливых просителей, не спешащих умереть, встретить «свою» арбатскую старушку, разглядеть ее прелестное молодое лицо и понять, наконец, простейшую истину: все старики – бывшие молодые, а они сами – будущие старики, и игнорирование, в масштабах страны, интересов пожилых сегодня, означает отрицание самих себя завтра, потому что никакие деньги, никакие связи и никакие скоростные машины с мигалками и охранниками не способны защитить нас от самого строгого и неподкупного судьи по имени Время.

Мы подружились с Еленой благодаря моему блогу Можно как угодно относится ко всем благам и ужасам Интернета, но блог подарил мне несколько потрясающих знакомств. Одно из них переросло в симпатию и дружбу И – обратите внимание – это ведь тоже великое счастье и расширение границ общения людей.

История жизни Елены Ваниной (она, не сомневаясь, разрешила опубликовать свой рассказ под собственным именем) потрясла меня. И тем, что ей пришлось испытать. И тем, как она выдержала эти испытания. И наградой!

Но все по порядку. Слово Елене:

Чем пахнет счастье? Солнцем, морем, летним балтийским бризом, песком, который, согревая и лаская, рассыпается под нашими ногами… Счастье – это его глаза, его взгляд, от которого я «пропадаю», забывая о времени, и слова «Улыбайся, Леночка! Тебе так идет твоя улыбка»…

Это сейчас. А раньше?! Раньше были боль и беда.

Но всё по порядку. В свой сороковой день рождения я находилась в коме, в реанимации Ожогового центра Военно-медицинской академии. Ни одна другая больница Санкт-Петербурга меня не приняла. Слишком тяжелыми были поражения и отравление угарным газом. Состояние крайне тяжелое, но стабильное. Так в течение 21 дня отвечали в справочном моим родным, которые каждое утро с замирающим сердцем справлялись о моем здоровье. Предупредили сразу – «не жилец»… НО надо надеяться и верить. Чудеса случаются.

Что произошло со мной? Отвечу, что несчастный случай. Об истинных причинах возгорания нашей квартиры говорить не хочу, да и, если честно, до конца всего не знаю. Версия следствия – залетела петарда в открытую форточку кухонного окна. В новогоднюю ночь, под утро, загорелась сначала кухня, потом гостиная. Я пыталась тушить, но потеряла сознание. Вот так и случились больница и реанимация.

И, вопреки всем прогнозам, – чудо: я пришла в сознание и на двадцать второй день пребывания в больнице начинала свою жизнь заново, даже не представляя, насколько все по-другому будет в моей жизни. Это были адский труд и сумасшедшая боль. Боль от сильно обгоревшего тела… И труд, потому что я все училась делать заново. Сначала руки. Невероятных усилий стоило донести свои ладони до лица (чтобы убедиться – там всё цело!). На это простейшее движение мне понадобилась пара часов… Потом перевернуться – сначала на один бок, потом на другой! Через день еще одна победа – села в кровати! Через несколько дней упорных тренировок я уже встала. Подолгу училась просто стоять на месте, затем ходить. Сначала шаг за шагом – длинный больничный коридор, потом упорно осваивала лестницу. Училась держать ложку. Училась говорить, потому что и это я разучилась делать… Ведь голос тоже исчез, я могла только шептать… Папа, мама, сыночек – они поддерживали меня, и когда им разрешили, приходили ежедневно. Дочка тогда была еще слишком мала, многого не понимала. Но когда ее привели ко мне, она меня не узнала, испугалась, отстранилась, заплакала. Я накрыла ее голову своей ладонью, она затихла, подняла на меня глаза: «Мама!» Узнала…

Знаете, думалось мне тогда, что все самое страшное позади, что мы справились и все у нас будет хорошо. Так, как раньше, лет пять назад, мы снова будем большой дружной семьей…

У меня был муж. Любимый и родной человек. Мы познакомились в институте, и это была любовь с первого взгляда. Мы были молоды и счастливы.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что в нашей семье многое держалось на мне. Не хочу говорить плохие слова, тем более что я не ангел и наверняка далека от идеала жены. Бывали ссоры, слезы, упреки. Муж любил шумные компании, праздники, погуливал. Я это знала и прощала, думая, что если не уходит, старается скрыть свои похождения – значит, это несерьезно, что все-таки любит меня и дорожит семьей. Невыносимо стало в последний год перед пожаром. Мы ссорились почти каждый день. Он приходил за полночь, я отлично понимала, где он был… Но попытки вызвать его на откровенный разговор и мои слова «я не держу тебя, сделай выбор» ни к чему не приводили.

В новогоднюю ночь мы поссорились, после полуночи он ушел праздновать к друзьям, я осталась дома с дочкой. Так все и произошло. Дочь выбежала, когда мы почувствовали запах дыма, я осталась…

Он приходил ко мне в больницу, но вел себя как совершенно чужой человек… Из больницы отвез меня в съемную квартиру, привез туда же детей. Я, глупая, наивная, удивлялась: почему он купил три подушки и три одеяла? Нас же четверо… После недельного ожидания его возвращения из «командировки» я дозвонилась до мужа и прошептала: «Ты где? Почему не приходишь к нам?» И услышала ответ: «Я никогда не буду с вами, буду жить отдельно, семейная жизнь не для меня, я – волк-одиночка».

Он с первого же дня моей болезни жил со своей любовницей, и в командировку никакую не уезжал. И детей после пожара забрал к себе не он, папа, а наши друзья.

Опять повторюсь, плохо говорить о нем не буду. Но до сих пор не могу понять почему?

Я спрашиваю сейчас: «Почему мы не поговорили с тобой ни разу (я же пыталась, но ты не хотел), почему ты ни разу честно не сказал мне о том, что разлюбил меня?! Я бы поняла. Да, было бы больно. Но хотя бы честно.

Почему ты бросил детей в тот момент, когда я умирала?

Почему ты подумал, что твое счастье и любовь важнее наших детей?»

Он просто исчез. Несколько месяцев мы не знали о нем ничего.

Я была раздавлена. И морально, и физически. Та боль, которую я испытывала в больнице, – ничто по сравнению с тем, как было больно душе, как нестерпимо ныла она от обиды, от горя, от отчаяния.

Три года я не могла прийти в себя. Три года просто вычеркнуты из моей жизни. Это была не я. Не могу понять, как позволила себе долгих три года слабости и безволия. Было многое – и карниз открытого окна на 8-м этаже съемной квартиры, и пустая бутылка из-под коньяка, и слезы, и звонки по телефону с унизительными просьбами вернуться…