Все это намеренно. Диапазон ранее существовавших исполнительских стилей, из которых можно было черпать, был ошарашивающим – и художественно несостоятельным, как я утверждал, потому что эти пути уже были кем-то пройдены. Поэтому единственным разумным выходом было отбросить все лишнее и посмотреть, что останется. И это происходило не только с нами. Например, Ramones отказывали себе в гитарных соло, но мы зашли в редукционизме куда дальше. Мы строили все от противного: никаких показушных соло (вспоминая Нильса Лофгрена, я видел, что нет смысла двигаться в эту сторону, хотя я и любил партии Тома Верлена из Television), никаких рок-движений или поз, никакой помпы или драмы, никаких рок-причесок, никакой подсветки (наши инструкции клубным осветителям были следующими: «Включите все лампы в начале и выключите их в конце»), никакой сценической болтовни (я объявлял названия песен, говорил «спасибо» и ничего больше). Подражание черным певцам было строжайше запрещено. Тексты тоже были «кожа да кости». Я сказал себе, что не буду использовать рок-клише типа «о, детка» или же любые слова, которые не употребляю каждый день, разве что в ироническом ключе или в качестве ссылки на другую песню.

Чистый расчет: когда уберете все лишнее, что останется? Кто знает? Удаляя все сомнительное, приближаетесь ли вы к чему-то настоящему? Более честному? Я так больше не считаю. В конце концов я понял, что сам по себе выход на сцену уже неестественен, но догма послужила точкой отсчета. Мы могли по крайней мере притвориться, будто выбросили за борт свой багаж (или чужой, как нам представлялось) и поэтому были вынуждены придумать что-то новое. Идея не такая уж и сумасшедшая.

Одежда – тоже часть представления, но как начинать с нуля в этой сфере? В то время мы (иногда) надевали рубашки поло, за что нас тут же клеймили, называя преппи[20].B

В 1990-е годы стиль преппи переняли хип-хоп-исполнители, но до этого он отдавал белыми элитизмом и привилегированностью, а это не особо рок-н-ролльно. У меня иной бэкграунд, но меня изумляло, что у старой гвардии сильных мира сего был свой стиль (с одобренными брендами!). И, несмотря на все их богатство, выбор одежды был не слишком лестным для прежних владык вселенной! Они могли бы заплатить за шикарную одежду, но предпочли домашние платья и потертые костюмы. В чем тут дело?!

Уехав из веселого Балтимора (города с эксцентричным характером, печально «знаменитым» расовыми беспорядками и «белым бегством») в художественную школу в Крошке Провиденсе в Род-Айленде, я встретил людей с историей, сильно отличной от моей, что мне показалось странным и в то же время замечательным. Изучение нового окружения мне дало не меньше, чем, скажем, то, чему нас учили на уроках. У некоторых из этих людей была своего рода униформа, конечно не как у военных или почтальонов, но все же они довольно строго придерживались определенных кодов, отличных от всего, с чем мне доводилось сталкиваться. Я понял, что «шоу» идет непрерывно.

Стиль WASP часто представляли на телевидении и в фильмах как своего рода архетипический американский, и некоторые из моих новых друзей, казалось, взяли его на вооружение. Я решил, что тоже попробую. До этого я пробовал другие стили, такие как «денди на ранчо» или «амиш-чудак», что мне мешало испытать и этот?

И все же я не очень строго придерживался своего нового стиля. В какой-то момент я решил, что мой внешний вид, подобно нашей музыкальной догме, которой я придерживался, будет минималистским, в том смысле, что у меня вообще не будет никакого имиджа. Во время моих вылазок за пределы богемы, подальше от алкашей и наркоманов, которые в то время наводнили Бауэри, я усвоил, что большинство нью-йоркских мужчин носят костюмы и что это своего рода униформа, которая намеренно исключает (или по крайней мере пытается исключить) возможность использования одежды как своего рода манифеста. Как и со школьной формой, предполагалось, что если все будут выглядеть более или менее одинаково, то внимание будет сосредоточено на действиях и личности, а не на внешних атрибутах. Желание это, на мой взгляд, было, с одной стороны, демократичным и похвальным, а с другой – классовые различия все же проявлялись, пусть более тонко.

Поэтому, в попытке подражать «бизнесмену с улицы», я купил в одном из дисконтных магазинов в центре города дешевый синтетический костюмC – серый, в едва различимую клетку – и несколько раз выступал в нем на сцене. Но под светом софитов костюм пропитался пóтом, а после стиральной машины и сушки у брата Тины съежился и стал неузнаваем. До этого я тусовался в CBGB в белом пластиковом плаще и солнцезащитных очках. Я выглядел как эксгибиционист!

Стиль преппи по крайней мере был более практичным для плотно набитого потного клуба, чем пластик или полиэстер, поэтому я некоторое время его придерживался. Я осознавал, что наш выбор одежды накладывал на нас определенные обязательства. Нас обвиняли в том, что мы дилетанты, а не «серьезные» (читай: аутентичные или подлинные) музыканты. Я был родом не из высших слоев, поэтому это меня немного удивляло, и я чувствовал, что такие обвинения отвлекают от нашей музыки, которая была на самом деле серьезной, по крайней мере серьезной попыткой переосмыслить поп-музыку. Вскоре я понял, что почти невозможно найти совершенно нейтральную одежду. Каждый наряд несет какой-то культурный багаж. Мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в этом аспекте выступления.

Через пару лет мы были готовы расширить наше звучание, добавить немного цвета в наш черно-белый рисунок. Один наш общий друг сообщил, что можно заполучить Джерри Харрисона. Нам очень понравилась недавно вышедшая демозапись The Modern Lovers, на которой он играл, поэтому мы позвали его к нам. Джерри был напуган после неудачного опыта в той группе (их вокалист Джонатан Ричман бросил группу и подался в акустический фолк, когда они были в шаге от большого успеха), поэтому сначала он согласился сыграть с нами всего несколько песен во время загородных шоу. В конце концов он все-таки решился. Вчетвером мы вдруг зазвучали как настоящая группа. Музыка по-прежнему была спартанской, скудной и очищенной аж до скрипа, но звук стал более округлым, и мы зазвучали более волнующе – порой даже немного чувственно, прости господи!

Произошли и другие изменения. Футболки и узкие черные джинсы вскоре стали излюбленной униформой, по крайней мере для нас с Джерри.D

В то время, только представьте, в Соединенных Штатах нельзя было купить узкие черные джинсы! Но когда мы выступали в Париже после выхода нашей первой пластинки, мы пошли по магазинам за le jeans и, легко их найдя, запаслись впрок. Французы, очевидно, ценили то, что они считали протоамериканским бунтарским внешним имиджем, больше, чем сами американцы. Но что может точнее обозначить рядового американца, чем джинсы и футболки? Это был более сексуальный американец, чем парень в костюме из полиэстера, а джинсы и футболки легко стирать, проще ухаживать за ними в дороге.