Улыбка слетела с лица Саймона так же легко, как редели его волосы. Я не угадал. Я откусил от сэндвича и задумался, будет ли хоть кто-то возражать, если я вытащу его на улицу и швырну под первый попавшийся автобус.

К счастью, Колин решила сменить тему:

– Говорят, вы родом из Арнхилла?

– Да, я вырос здесь, – ответил я.

– И вернулись? – произнес Джеймс с неверием в голосе.

В его шутке была лишь доля шутки.

– В наказание за мои грехи.

– Рада, что вы приехали, – вставила Сьюзен. – Было сложно найти замену после того, как… ну, после миссис Мортон.

– Да уж, – сказал Саймон. – Не обязательно быть безумцем, чтобы работать здесь, однако это качество определенно пригодится.

Он сдавлено засмеялся своей собственной шутке.

Бет смерила его холодным взглядом.

– Джулия страдала от депрессии. Она не была безумной.

– Точно, – ответил Саймон презрительно. – Превратить лицо собственного ребенка в отбивную – это определенно не признак безумия.

Набив рот пастой, он стал с чавканьем жевать.

Я повернулся к Бет:

– О депрессии Джулии было известно всем?

– Она ее особо не скрывала, – ответила Бет. – С момента развода с отцом Бена она была сама не своя. Думаю, переехав сюда, она хотела начать жизнь с чистого листа.

Хорошенькое начало, подумал я.

– Она сидела на препаратах, – добавила Сьюзен. – Но, судя по всему, перестала их принимать.

– Где она достала ружье?

– Ее семья владеет фермой у Окстона. Ружье принадлежало ее отцу.

– Разумеется, – вставил Джеймс, – если бы кто-то из нас заподозрил что-то неладное…

«Тогда что? – подумал я. – Что бы вы сделали? Спросили бы, все ли у нее в порядке, и облегченно улыбнулись бы, услышав, что все в норме. Дело сделано. Пятиминутка заботы о ближнем успешно завершена. Правда в том, что никто из нас просто ничего такого не хочет знать. На самом деле. Поскольку тогда нам придется прикладывать какие-то усилия, а кто хочет тратить время на других?»

– Разумеется, – вслух сказал я.

Вдруг Саймон щелкнул пальцами и вновь указал на меня:

– Стокфордская академическая школа.

Мой желудок сжало.

– Вот откуда я тебя помню, – произнес он. – Я заменял там отсутствовавшего учителя пару лет назад.

Теперь и я начал смутно вспоминать тощего, безвкусно одевавшегося типа с мерзким запахом изо рта. По работе мы с ним практически не пересекались. И все же… Неужели?

– Ну, я проработал там не слишком долго, так что…

– Да. Ты уехал довольно внезапно. Что случилось? Достал директора?

– Нет. Ничего такого.

Директор тогда был вообще ни при чем.

– Но вообще-то странно, – нахмурившись, он кивнул на мою ногу. – Не припоминаю, чтобы ты тогда хромал.

Я пристально посмотрел на него.

– Значит, ты, должно быть, меня с кем-то путаешь. Я хромаю еще с подросткового возраста.

Повисла напряженная тишина. Прервала ее Сьюзен:

– А что с вами случилось? Если вы не против.

Собственно говоря, я был против. Однако я сам был виноват.

– Мне было пятнадцать. Мы с отцом и младшей сестрой попали в аварию. Слетели с дороги и врезались в дерево. Энни и отец погибли сразу, а мне раздробило ногу. Понадобилось полдюжины железок, чтобы снова собрать ее.

– О боже, – сказала Сьюзен. – Мне так жаль.

– Спасибо.

– А сколько было вашей сестре? – спросила Бет.

– Ей было восемь.

Все устремили на меня печальные, полные сочувствия взгляды. Все, кроме Саймона, который, к моему удовольствию, избегал моего взгляда.

– Как бы там ни было, – снова заговорил я, – это было давно. И, к счастью, я решил стать учителем, а не степистом. Потому я здесь.

Они засмеялись, хотя и несколько нервно. Разговор продолжился. Я отлично сыграл свою роль. Я хороший и честный человек. Переживший трагедию человек со шрамами на теле, который тем не менее не утратил чувства юмора.

А еще я – лжец. Я не терял сестру в автокатастрофе, и в пятнадцатилетнем возрасте у меня еще не было хромоты.

Люди говорят, что время лечит. Они ошибаются. Время просто стирает воспоминания. Ничто не способно остановить его течение. Подобно тому как ветер постепенно разрушает горную породу, время сглаживает наши воспоминания, истачивая лежащие на душе камни до тех пор, пока они не превратятся в маленькие острые осколки, которые по-прежнему причиняют боль, однако достаточно легки для того, чтобы их нести.

Разбитое сердце не склеить. Время лишь уносит осколки и превращает их в пыль.

Сидя в одном из скрипучих кресел, которыми был обставлен коттедж, я сделал большой глоток пива. День был длинным. Первый день работы на полную ставку за долгое время. Я устал и физически, и морально. Моя больная нога дергалась, и даже четыре таблетки кодеина не могли унять постоянно напоминавшую о себе тупую боль. Этой ночью я все равно не смог бы уснуть, так что моим решением было напиться так, чтобы меня вырубило. Эдакое самолечение.

В освещенной лишь настольной лампой да потрескивавшей дровяной печью комнате царил полумрак. Я съездил в расположенный за пределами деревни супермаркет и закупился там предметами первой необходимости: пиццей, готовыми обедами, кофе, сигаретами и алкоголем. На обратном пути я заметил ферму с мини-гостиницей, в которой продавали дрова. Когда я постучал в дверь, никто не ответил, хотя снаружи стоял видавший виды «Форд Фокус». В нем было два детских кресла, а на заднем стекле красовалась наклейка «Маленькие монстры на борту».

Рядом с мешками дров стояла корзина с надписью «5 фунтов за мешок – бросайте деньги сюда». В корзине было около тридцати фунтов. Какое-то мгновение я глядел на помятую записку, думая о детских сиденьях, а затем бросил в корзину пятерку. Взяв один из мешков, я поехал обратно в супермаркет за сухим горючим.

Чертыхаясь, я истратил полдюжины таблеток, прежде чем мне удалось растопить чертову штуковину. Однако теперь, впервые с момента моего приезда, комната стала наполняться приятным теплом. Я как будто видел, как из стен уходит сырость. Не считая ветхой мебели, отсутствия каких бы то ни было личных вещей и того факта, что здесь умерли два человека, в доме было почти что уютно.

На моих коленях лежал открытый блокнот. На первой странице я записал четыре имени с пометками: Крис Мэннинг, Ник Флетчер, Мэри Гибсон и, разумеется, Стивен Хёрст. Вся старая компания в сборе. По крайней мере на бумаге. Те, кто был там, когда это случилось. Единственные, кто все знал.