Идея трактата, по словам Рамаццини, пришла к нему, когда он наблюдал за работой ассенизаторов. По его мнению, любая профессиональная деятельность ведет к тем или иным специфическим заболеваниям. Он изучает более пятидесяти профессий и устанавливает вред, который они наносят здоровью. Одни болезни могут быть вызваны физическими условиями труда — жарой, холодом, влажностью. Это касается, например, пекарей, изготовителей стекла или кирпича. Другие заболевания связаны с продолжительными усилиями или постоянным неудобным положением тела. Очень серьезный урон здоровью работника наносит загрязненный воздух в мастерской. Краски и прочие вещества, используемые художниками, — сурик, киноварь, свинцовые белила, лаки, ореховое и льняное масло и прочее — «отравляют воздух, которым они дышат у себя в мастерских», что ведет к потере обоняния. Является ли при этом утешением их в высшей степени острое зрение? Вдыхание испарений, сопутствующих производству вина и других алкогольных напитков, ведет к алкоголизму. Аптекари нередко страдают от пагубных сопутствующих эффектов приготовляемых ими снадобий. Автор говорит им о необходимости беречь здоровье при изготовлении лекарств, содержащих опий, и пить для этих целей уксус. Его собратья широко используют уксус во время чумы, потому что считается, что он может очищать зараженный воздух во время эпидемии. Однако и приятные запахи также могут оказывать негативное влияние — например, вызывать головные боли у изготовителей розовой настойки в весенний период.

Испарения отравляют окружающий воздух. «Пары», выделяемые печами для обжига извести, очень вредны, и Рамаццини удивляется их присутствию в городах. Он очень сочувствует несчастным ассенизаторам, которые могут ослепнуть от этих испарений. Но, по его мнению, отвратительные запахи предохраняют золотарей от чумы. То же самое касается и кожевенников. Некоторые его последователи верили, что очистить воздух от заразы можно еще более тошнотворным и отвратительным запахом. Они настоятельно рекомендовали по утрам дышать испарениями выгребных ям, что было подхвачено бедняками, поскольку подобная «мера защиты» ничего не стоила. Надо заметить, что эта теория выдвигалась учеными, а не народными целителями. В 1777 году молодой переводчик книги на французский язык приложил к авторскому тексту пространные соображения о чрезвычайной опасности профессии ассенизатора в Париже[65]. При открытии выгребной ямы существует риск удушья, даже внезапной смерти, особенно если ее чистят полностью, вместе с плотной фракцией, сформировавшейся под жидким слоем, — потому что из гниющих экскрементов выделяется опасный вонючий газ, называемый «свинцом». Иногда он воспламеняется — такое случилось в Лионе в июле 1749 года. В качестве необходимой профилактической меры следует натирать себе руки и лицо уксусом. Чтобы привести в чувство потерявшего сознание рабочего, его также следует натереть уксусом и дать его понюхать, окурить его табачным дымом, дать ему противоядие… Этот 22-летний сын аптекаря эпохи Просвещения, будущий доктор медицины и уважаемый химик, был полон предрассудков. «Свинцовый удар», вызывающий внезапную смерть ассенизаторов, тревожил врачей на протяжении всего следующего века[66].

Что касается человеческой мочи, то у нее были неоднозначные характеристики. Она очень часто употреблялась в качестве лекарства — вспомним мадам де Севинье. Ее рекомендовалось пить, чтобы победить водянку, а Рамаццини упоминал о монахинях, принимавших мочу для восстановления менструаций. Его собратья, высмеянные Мольером, с важным видом изучали мочу больных для постановки диагноза, основываясь на гуморальной теории. С античных времен дошли и еще более отвратительные практики. Древние римляне использовали эту жидкость для окрашивания в красный цвет шерстяной ткани, которую погружали в мочу дважды. Поэт Марциал писал, что императорские пурпурные мантии ужасающе воняли. Не связано ли это с известной поговоркой «Тарпейская скала недалеко от Капитолия»[67] и не означает ли, что вонючие императорские одежды символизировали смерть и моральное разложение? Как бы то ни было, технология сохранилась до начала XVIII века: такие приемы были в ходу у суконщиков и красильщиков шерсти. Посещая их мастерские, Рамаццини обнаружил «бочки, куда мочатся все рабочие, в которых затем моча разлагается и уже в этом состоянии используется» для отбеливания полотна, которое затем легче поддается окрашиванию. Он пишет, что был шокирован отвратительной вонью, поселившейся в этих местах.

Однако больше всего автор трактата, похоже, страдал, посещая отвратительное производство растительных масел, мастерские кожевенников, мясников, рыбные, колбасные, сырные лавки, свечное производство. «У меня все переворачивалось в желудке, болела голова, тошнило». Он поддерживал выселение кожевенников за пределы города — «из опасения, что запах от их производства может отравить воздух, которым дышат горожане», — и настаивал на выводе из городов свечного производства, которое называл «адскими колодцами или чумными озерами», потому что при изготовлении свечей используется кипящий козлиный, говяжий и свиной — самый зловонный — жир и выделяемые этим жиром пары «отравляют всю округу». Также очень расширилась деятельность производителей крахмала, необходимого для тканей и воротников, а в XVIII веке и для париков. Крахмал, созревавший в воде, выделял «невыносимый запах», от которого Рамаццини очень страдал при посещении этих производств.

Кладбища и могилы вызывают болезни не только у могильщиков. Переводчик трактата на французский язык, сдавший рукопись издателю незадолго до указа вывести кладбища за черту городов, вышедшего в 1776 году, жаловался на исходящий от них вред. Присутствие мертвых среди живых — это источник опасности для всех, сетовал он. Врачи видят в кладбищах причину эпидемий. Однако он с удовлетворением констатирует, что в последние двадцать лет в Европе начали понимать всю опасность «ядовитых зловонных паров».

О крестьянах в этом плане Рамаццини также отзывается без большого пиетета, однако снисходительные суждения спесивого горожанина о сельском плебсе достаточно умеренны. Он ограничивается осуждением «вредной привычки сваливать навоз, идущий на удобрения, прямо перед домами, которые вполне справедливо было бы назвать свиными закутами, и наслаждаться им в течение всего лета». Исходящая от навозных куч вонь отравляет воздух, которым они дышат, заключает автор.

Гигиенисты XIX века, посещавшие деревни, были ошеломлены их грязью и вонью и крайне негативно отзывались о сельском мире. Однако, настаивая на необходимости борьбы с плохими запахами, они проецировали на селян свои собственные взгляды на то, как следует жить. Незащищенный нос любого современного человека, в том числе историка, обнаружил бы там «средоточие дурных запахов: запах пота животных, птичьего помета, разлагающихся крысиных трупов, духота комнат, в которых живет по несколько человек, нечистоты, спрятанные в укромных уголках, вонь, исходящая от навоза, сваленного перед домами…»[68]. Крестьяне воспринимали окружающее совсем иначе. Для них, как мы уже видели, огромная куча навоза перед входом в дом — признак богатства и процветания хозяина. Кроме того, это удобно: жильцы дома используют ее в качестве уборной. Так, один житель Флера, что рядом с Дуэ, 17 декабря 1651 года, в сумерках, случайно получил пулю в ягодицу, когда «справлял нужду на куче навоза перед домом»[69]. Что же до одуряющих запахов, исходящих от тел или продуктов жизнедеятельности людей или животных, то местному населению они совсем не кажутся отвратительными. К тому же они выполняют социальные и культурные функции, важные для рассматриваемой группы в целом[70]. Можно держать пари, что деревенской публике казался неприятным запах, исходивший от заезжего горожанина-анкетера.