даже не думала сопротивляться. Скалли и Тамара посмотрели на них снисходительно, как на маленьких детей, а Гарри и Ванда многозначительно перемигивались. Какая прелестная ловушка, подумал Энтони. Нельзя наполнить душу бабами… Может и нельзя, ну и черт с ним! Завтра на работу, вот там можно вволю почувствовать себя дерьмом. А сейчас, видит Бог, если он есть — я утону в этом прекрасном тумане сиюминутной жизни.

С этим девизом в голове он принял от Скалли бутылку и сделал хороший глоток вязкой, приторно-горькой жижи. «Дон Хуан» не заставил себя долго ждать.

***

Оглушительный ритм врывается в уши, «Поднебесная» раскрывает свои жаркие объятия. Светомузыка атакует глаза лазерной канонадой, искусственный дым плывет в полумраке, словно туман над болотом, где собрались на шабаш ряженые в маски и шкуры колдуны и ведьмы.

Восточные тона повсюду. Голографические иероглифы плывут над неистовой пляшущей толпой, охранники, затянутые в кимоно, и пляшущие на пьедесталах нео-гейши, обозначенные сияющими драконами на телах и люминесцентным бельем.

Скалли убегает в сумрак, в отделенную полупрозрачными окнами VIP-ложу, обещая вскоре вернуться. А пока бармен, здоровенный негр с татуированным африканскими веве лицом, разливает гостям в микроскопические стопочки прозрачную жидкость без запаха, рассыпая мелкую пыль транквилизаторов. «За счет заведения» — произносит он, подмигнув близняшкам. Те в ответ посылают ему воздушный поцелуй, и бармен спешно уходит навстречу другим клиентам.

Энтони заливается соловьем перед Джиной, вываливая на нее тонны философской маразматики, путая имена, даты и прочие малозначимые вещи, но девушка слушает его с блеском в глазах, покусывая губы и водя накрашенным ногтем по краям стопки. Тамара молча потягивала дурманящее питье, ища взглядом Скалли и вздыхая после каждого глотка. Гарри и Ванда не дожидаясь остальных пригубили свои напитки и отправились в бушующее море толпы, обливаться потом на забитом под завязку танцполе.

Спустя полтора десятка цитат и несколько взаимных комментариев, Энтони и его новообретенная подруга выпивают на брудершафт. Раствор мгновенно всасывается в кровь, туманя сознание парня, и он целует Джину в губы. Она срывается с места, хватает его за руку и уводит его танцевать.

Жесткие волны сотрясают мироздание, в висках стучит в такт музыке, длинные пальцы скользят по плечам и бедрам Энтони, и он не остается в долгу. Он никогда не умел танцевать, но в мерцающем сумраке всякая добровольная эпилепсия выглядит завораживающим танцем. Джина приближается к нему и отдаляется, ненадолго, чтобы снова сойтись. Парень чувствует аромат ее духов, густой, дурманящий, он почувствовал даже сквозь непроницаемую пелену пара и запах десятков разгоряченных человеческих тел.

Пролетают лица, время тонет в бесконечном бите, ди-джей не собирается давать гостям передышки. Гарри и Ванда мелькают тут и там, Энтони, пьяный от общей композиции удовольствий, улыбается им, как идиот, и они отвечают ему тем же. Джина все плотнее прижимается к нему, он ощущает на своем лице ее дыхание. Все ближе, с каждым ударом музыки в мозг, он тянется к ее лицу, вдыхая аромат ее волос. Их глаза на мгновение встречаются.

Электронная искра скользит по радужке, и девушка оборачивается на лестницу в VIP-ложу, увитую декоративными фонтанами-драконами. Она улыбается Энтони и уводит его за собой. Скалли отчаянно размахивал руками, пытаясь выманить Гарри и Ванду с танцпола. Наверняка униинструмент Гарри сейчас разрывается, подумал Энтони, проскочив за прозрачную дверь. На секунду ему почудилось, что он оглох. Глухая тишина наполняла залитую мягким красным светом ложу, лишь пол дребезжал под ногами.

— Ну и долбежка! — усмехнулся Скалли. — Хосико совсем с катушек слетел, надо его уволить!

— Да брось, прекрасная музыка, — сказала Тамара, упав на блестящий кожаный диван, — не все же ловить трипы от твоих треков.

— Нет, твои треки лучше, Скалли, — сказала Джина.

— Спасибо, дорогая.

— Ну что, ребята, накрывайте стол! — раздалось в дверях.

Запыхавшийся Гарри ввалился внутрь, придерживаемый Вандой. Словно прочитав его мысли, вслед за ними вошел андроид-официантка, неся в руках широкий поднос. Подождав, пока все займут свое место, композитная азиатка разложила на прозрачном столике тарелки с суси, роллами, белый глиняный кувшин и комплект квадратных масу.

— Черт, а разве они не напутали японскую кухню и китайский антураж? — спросил Энтони.

— Интернационализация, чувак, привыкнешь, — усмехнулся Гарри и, не дожидаясь никого, схватился за палочки и бросил в рот кусочек сырой рыбы. — Интернационализация, синкретизация и прочее межрасовое дерьмо всегда в моде.

— Гарри, фу! — Ванда ударила его по плечу.

— Прости-прости, больше не буду. Что ж, ребята, пока мы еще способны стоять на ногах, предлагаю разделить бутыль этого замечательного… нечто и восславить сегодняшний день за классный оттяг.

— Поддерживаю, — сказал Скалли, разливая пахнущий толи сыром, толи грибами напиток. — Энтони, ты как, еще жив?

— Живее всех живых! — Джина лежала у него на плече, беспрерывно улыбаясь и поглаживая его по руке. Прихватив на тот же манер Скалли, Тамара оскалилась ей в ответ, на что девушка просто показала ей язык.

— Гарри, чего же ты наврал, что он слаб на стимуляторы? Больше никогда не поверю тебе на слово.

— Эй, не надо гнать на меня, наш Энтони полон сюрпризов! Дамы и господа, — Гарри едва не расплескал содержимое своей стопки, — я не мастер произносить тосты, так что просто выпьем за удачную встречу! Пусть веселье длится столько, чтобы не жалко было сдохнуть!

— За веселье!

Как оказалось, это было саке. Весьма специфическое пойло, но в сочетании с суси и приятной компанией бутылка ушла за считанные минуты. Потом пошла вторая, и всех уже начало клонить на прилечь больше, чем на танцевать. Парни кормили девушек «с рук» и подливали рюмку за рюмкой, а те в свою очередь без перерыва болтали и смеялись, заводя тон беседы. И как-то незаметно на стол выплыла знакомая бутылка без этикетки с блестящим содержимым.

Глоток за глотком, тост за тостом, Энтони и не заметил, как его реальность вновь начала плыть. Он чувствовал звук на вкус, цвета обострились настолько, что резали глаз, и алый полумрак превратился в залитую пламенем неоновую печь. Он тонул в окружающей его сказке, тело трясло от невыносимого жара, хотелось сбросить с себя одежду и бежать вперед, к чему-то сияющему впереди. Сияют глаза из-под белой челки, он устремляется к ним, гладкая влажная плоть скользит в его руках. Поцелуи переходят в движение, сливаясь в прыгучем и нестабильном потоке времени. Энтони пробует на вкус упругую грудь, не желает прекращать это сладостное томление. Язык цепляется за стальное колечко, и прекрасное создание, примостившееся у него на ногах, жарко вздохнула.

Диван рядом с ним, словно намазанный маслом, блестит в волнах света и качается. Затянутый