Тогда Патриции было всего восемь лет, и если в ее жизни и случались какие-то неприятности, то с ними легко можно было справиться, уткнувшись отцу в плечо и выплакав ему свои обиды, пока он крепко прижимал ее к себе и укачивал. Его успокаивающий голос и сила его объятий казались маленькой Патриции такими же незыблемыми и вечными, как скрип ступенек на крыльце, тихий стук падающих в саду желудей или улыбки и приветствия соседей, проходящих мимо.

— Ах, ты, соня-засоня, — нежно говорил он нараспев, вставая с ней на руках во весь свой гигантский рост, — давай-ка я отнесу тебя в кроватку, маленькая моя.

И Патриция действительно засыпала у него на руках и уже сквозь сон чувствовала, как он укладывает ее, и как потом Элизабет, ее мама, приходит к ней в комнату и целует ее. Поэтому девочке всегда казалось, что дверь в сон находится прямо на крыльце, где-то рядом с креслом-качалкой, в котором она так любила сидеть вместе с отцом.

Патриция родилась в Алабаме, в небольшом городке под названием Селма. Первые девять лет ее жизни прошли в этом старом и ветхом, но очень уютном доме, который ее отец Патрик Лейн, инженер-строитель из Монтгомери, купил сразу после свадьбы. Этот дом был тем первым миром, с которым ей довелось познакомиться, а его темные уголки служили неиссякаемым источником для ее детских фантазий.

Как и стоявшая на крыльце старая качалка, чей скрип придавал каждому вечеру какую-то особую прелесть, все в доме было неразрывно связано с Патриком Лейном и было немыслимо без него. Почти каждая вещь несла на себе отпечаток его упрямого и изобретательного инженерного ума. С неизменной настойчивостью и терпением он постоянно чинил и реставрировал то, что другой на его месте давно бы выбросил.

Элизабет иногда украдкой наблюдала за его занятиями с какой-то ласковой полуулыбкой и потом, устало откинув густые вьющиеся волосы за спину, опять возвращалась к домашним делам, еще некоторое время улыбаясь.

Крепкие любящие объятья отца олицетворяли для Патриции счастье и покой, сопровождавшие первые годы ее жизни. Его руки и колени были также надежны, как почва под ногами, а его существование в этом мире казалось ей столь же вечным, как и сам мир.

Все были согласны с тем, что серьезная и задумчивая Патриция очень похожа на отца, тогда как младшая Энни — почти копия более жизнерадостной и экспансивной матери. Для Патриции это само собой разумелось, но все же ей было приятно снова и снова слушать, как дядя или дедушка сравнивают ее с этим высоким человеком, который обладал необыкновенной властью над всем, что его окружало. Ведь именно отец чинил вещи, делая их вечными, независимо от того, были ли они повреждены человеческими руками или временем, и поэтому он казался Патриции почти богом.

Много лет спустя, когда Патриция поняла, как сильно она любила свой дом за ту бережность, с которой он оберегал их семью, она снова с тоской вспомнила отца. В ее жизни он вместе с родным домом олицетворял то неторопливое и мирное течение дней, в котором один был похож на другой и следующий так же прекрасен, как и предыдущий. Он обеспечивал девочке с широко распахнутыми задумчивыми глазами то чувство защищенности, которое ей было необходимо, когда она росла, и… которое послужило причиной жестокого разочарования, когда она поняла, что надежность этой защиты была только ее иллюзией.

Патриции не так давно исполнилось восемь лет, она училась в третьем классе. Однажды, возвращаясь из школы, она еще издали заметила стоявшую около дома полицейскую машину. Войдя в гостиную, она увидела двух мужчин в черной форме, сидящих на любимой папиной кушетке. Эти люди выглядели, как что-то совершенно постороннее и нелепое на фоне хорошо знакомых обоев. Мама сидела в кресле напротив них, держа на коленях пятилетнюю Энни. Патриции почему-то показалось, что она пытается спрятаться за спиной сестры от этих чужих и странных людей. Увидев старшую дочь, мать бросила на нее взгляд, оставшийся незаметным для окружающих. В этом взгляде девочка увидела одновременно гнев, боль и покорность судьбе. Отчего-то она сразу все поняла. Отец был мертв.

Позже ей рассказали, что он упал со строительных лесов и разбился насмерть. Его жизнь прервалась в реанимации больницы Монтгомери еще до того, как Элизабет успели сообщить, что муж при смерти.

Как ни странно, Патриция быстро смирилась с потерей. Дело было в том, что в ее сознании отец оставался жив. Он присутствовал в каждом шорохе южной ночи, в скрипе ступенек на крыльце, где они с ним так любили сидеть по вечерам, в каждой вещи, к которой он прикасался. Он остался душой дома, как и был ею при жизни, только его больше нельзя было увидеть наяву — теперь он приходил только во сне. Патриция была настолько убеждена в том, что он остался с ними и продолжает влиять на их жизнь, что ей было совершенно непонятны глухая тоска и отчаяние матери.

Но она не забыла тот взывающий о помощи взгляд, который мать бросила на нее тогда в гостиной, наоборот, она восприняла его очень серьезно. Теперь на ней лежала большая ответственность, ведь она стала не только связующим звеном между Элизабет и душой Патрика. Она должна была заменить отца своей младшей сестре, которой придется расти, не зная радости и покоя его объятий.

Когда Элизабет устроилась на работу и стала приходить домой поздно вечером, Патриция взяла на себя все то, чем раньше занималась мама. Она не только готовила, стирала и убирала в доме, она заменяла Энни родителей. Патриция водила сестру к врачу и в школу, делала с ней домашние задания и проверяла ее дневник, в общем, выполняла все родительские обязанности, хотя между ними было чуть больше трех лет разницы.

Через год после трагедии семье пришлось переехать в квартиру в новом многоэтажном здании, довольно большую и удобную, хотя, конечно, не шедшую ни в какое сравнение с их ветхим, но таким уютным жилищем. Вскоре Патриция узнала, что их дом сломали. Однако и после этого отец продолжал оставаться живым в душе Патриции, только теперь его образ ушел куда-то очень глубоко и навечно сросся в ее сознании с образом навсегда потерянного родного дома.

Шло время. Патриция перешла из начальной школы в среднюю. Она оставалась все такой же худенькой, молчаливой и замкнутой девочкой, но стала пользоваться большой популярностью в школе. Она пела в хоре, была членом школьного дискуссионного клуба и несколько раз награждалась как самая умная и способная ученица. Все считали, что после школы она пойдет в колледж, а потом станет преподавателем или адвокатом. Только у Патриции не было сомнений, что она будет инженером, как ее отец. Но в один ветреный мартовский день случилось то, что во многом определило ее будущую жизнь. Одна из одноклассниц пригласила Патрицию поиграть в гольф.

Девочку звали Элли Маклейн. Она принадлежала к одной из самых богатых и уважаемых семей в штате. Элли поставила себе целью подружиться с популярной одноклассницей и однажды в воскресенье привела ее в местный гольф-клуб.

Сначала девочки бродили по клубу, и Элли не без хвастовства показывала Патриции висящие на стенах портреты своих предков, в прошлом бывших членами этого старинного заведения. Потом они забрались в бар и, пока там никого не было, таскали орешки из большого деревянного блюда, трепеща от ужаса и восторга. Потом, довольные собой, заказали себе по гамбургеру и банке кока-колы и пошли играть в гольф.