Оказывается, что существует два цикла фильмов о Годзилле. Первый цикл называется «Шова» и включает в себя все кинокартины, начиная от первого «Годзиллы» 1954 года выпуска и кончая «Нападением Механической Годзиллы». Второй цикл «Хейсей» открывается фильмом «Годзилла против Биоланта» и по-настоящему не закончен до сих пор[8]. Но самое интересное в том, что по мере съемок новых серий, причем это характерно для обоих циклов, образ главного героя претерпевает невероятные изменения: из тотального разрушителя он последовательно превращается в спасителя человечества. Кардинальные перемены затрагивают также и теорию его происхождения, авторы задаются вопросом: кто он? Помесь стегозавра с тираннозавром, существо, замерзшее во время ледникового периода и оттаявшее в результате ядерного взрыва? Или Годзилла последний из могикан в роду древнейших ящеров, уцелевший с вулканической эры и просто неожиданно вышедший к людям? Или он действительно какой-нибудь годзиллозавр — продукт катастрофической мутации, рожденный в наказание роду человеческому?

Оказалось, что в эволюции Годзиллы существует пять разных хронологий. Первая из них разворачивается в четырех фильмах цикла «Шова». Содержание этих серий серьезное и философское. Сюда входят: «Годзилла — король монстров», «Гигантис, огненный монстр», «Кинг-Конг против Годзиллы» и «Годзилла против Существа». В итоге этих приключений Годзилла вроде бы мертв, съеден личинками Мотры. С этого места начинается вторая хронология: она состоит из цикла фильмов, открывающегося эпизодом «Гидора, трехголовый монстр», который явно предназначен для молодой и невзыскательной публики. Остальные, совершенно несвязанные между собой, законченные и самостоятельные фильмы можно объединить в третью хронологию, куда не войдет только серия «Месть Годзиллы». Четвертая хронология вновь открывается «Годзиллой» 1954 года и так и идет по годам, вплоть до «Годзиллы» 1985 года. В пятую хронологию входят все оставшиеся фильмы, не вошедшие больше никуда.

Эта классификация, сама по себе достаточно путаная, все равно не является идеальной. Приходится идти на всевозможные хитрости и подгон. Например, первая хронология вынужденно включает в себя картину «Годзилла против Мотры», которую, в строгом смысле, невозможно считать фильмом о Годзилле, но без нее становится непонятно, как Существо попало в историю Годзиллы, и иначе никак нельзя объяснить содержание ленты «Годзилла против Существа».

Все фильмы, и это бросается в глаза, объединяет один основополагающий элемент, и Годзилла постоянно твердит мне о нем, — это хаос.

Хаос.

Можно ли вообще сделать фильм об истории хаоса или о жизни хаоса? Можно ли как-то объяснить существование хаоса в нашей жизни с помощью причинно-следственных связей: то есть утверждать, что полный беспорядок является следствием кого-либо одного события и причиной другого? Как, например, мы объясняем: «Я такой депрессивный, потому что моя мама умерла». Или «Я живу с этой девушкой, потому что в детстве я был влюблен в похожую на нее другую девушку», или «Я выбрал эту профессию, потому что, когда мне было одиннадцать лет, я посмотрел один документальный фильм на эту тему». Годзилла уверен, что так просто объяснить хаос невозможно.

Он говорит: «Если у тебя получится найти объяснение, валяй».

Но сложность заключается в том — по крайней мере, я так считаю, — что наши жизни в основе своей являются продуктом необъяснимой и чистой случайности. И мое собственное появление на свет полное тому подтверждение. Если бы ядерные испытания прошли в другом месте и в другое время или если бы мои мать с отцом никогда бы не встретились (а дело было, как я понимаю, за малым), монстр (или я) никогда бы не появился на свет и никогда бы не умер. И вы бы сейчас слушали историю кого-нибудь другого или вообще ничего ни про кого не слушали.

Мы все еще идем по шоссе. Колесо парка аттракционов становится все больше. «Ты был прав, — говорит Годзилла, — это старый заброшенный луна-парк, один из самых старых в нашем городе. Аттракционы в нем самые древние, они никогда не менялись».

«И там никого нет», — бормочу я, пытаясь не отставать.

Годзилла резко останавливается.

«Откуда ты знаешь?»

«Я видел».

Он улыбается с ухмылкой.

«Что-то не так?» — спрашиваю я.

Он снова пускается в путь, и я за ним.

«Я видел, — повторяет он. — Это невозможно. Ты не мог ничего видеть».

«Думай, как хочешь…» — не настаиваю я.

«Когда ты туда ходил, там уже кто-то был. По крайней мере, один человек точно — ты».

Я молчу, мне нечего сказать в ответ. Между двух темных облаков появляется луна. Туманная пелена постепенно скрывает ее лицо, а бедняжка не может даже сопротивляться, бледная от боли и слабости. При последних ее лучах на океанских волнах радугой вспыхивает лунная дорожка.

«Этот аттракцион здесь с Сотворения мира, — вещает Годзилла. — Даже в самом маленьком городке должен быть свой парк развлечений, так положено, даже если туда почти никто не ходит». Он рассуждает: «Люди просто должны знать, что, если они хотят пойти на аттракционы, они могут туда пойти. Им вовсе не обязательно садиться на карусель. Они не обязаны стрелять в тире из ружья, пичкать себя уличными сладостями, платить за головокружительные пируэты на американских горках. Им достаточно просто знать, что где-то недалеко есть другой мир, мир, который они знают как свои пять пальцев и куда могут в любой момент переселиться на время по собственному желанию».

Годзилла шмыгает носом. У него все болит.

«Сейчас, — добавляет он, — боль вцепляется во все мое тело, все сильнее и сильнее, как стая голодных собак».

Он давит на жалость, а у меня мелькает мысль: