По пути она разделась и до своей кровати добралась голая и замерзшая, но довольная днем, прожитым на полную катушку.

Грейс могла бы мгновенно заснуть, но не стала нарушать заведенный порядок и позвонила в телефонную службу – проверить, нет ли для нее сообщений. Никогда нельзя забывать о них.

Ничего. Превосходно. Она напомнила оператору, что на следующей неделе ее кабинет будет закрыт.

– У нас все записано, доктор Блейдс. Приятно провести время, – отозвался тот.

– И вам, – пожелала в ответ врач.

– Спасибо, доктор Блейдс, – сказал оператор. – Вы всегда так внимательны.

* * *

Запахнувшись в желтое шелковое кимоно, Грейс не без труда собрала постриженные волосы в короткий «хвост», несколько минут посвятила растяжке, а затем выполнила сорок «женских» отжиманий. После этого она принялась чистить зубы, одновременно обходя свой дом. Это не заняло много времени – здание площадью шестьсот двадцать квадратных футов на тридцатифутовом участке было меньше любого другого дома в Ла-Коста-Бич. Но Блейдс была одной из немногих, кто жил здесь постоянно, и большинство «трофеев» по соседству остались пустыми.

В прошлой жизни это был домик для прислуги. Скромное строение из дерева и стекла на ставшем драгоценным кремнеземе Малибу было условно поделено на гостиную, кухню и закуток для узкой кровати. Единственным отгороженным помещением была кабинка из стекловолокна, в которой с трудом помещалась ванна на львиных лапах и подставка для душа, установленная Грейс вскоре после того, как она стала здесь хозяйкой.

Кроме этого, доктор Блейдс почти ничего не переделывала в доме, предпочитая белое на белом, потому что выбор цветовых оттенков считала ненужной суетой, а все остальные цвета казались ей неуместными, когда все окна заполнял синий океан. Даже пол был белым – она сама укладывала ковровое покрытие, слишком пушистое по нынешней моде, но приятно ласкавшее щиколотки.

В самом доме не было ничего примечательного, но потолок с асимметричными балками, достигавший двенадцати футов в самой высокой точке, визуально увеличивал пространство и немного оживлял его. Хотя Грейс удовлетворилась бы и совсем скромным помещением – она любила забираться в «норку».

В память о том, как она пряталась на самом виду.

Рыночная цена домика теперь приближалась к трем миллионам долларов, но для Блейдс эта статистика не имела смысла – она не собиралась уезжать отсюда. И развлекать гостей – тоже. Еще одна причина не тратить время и деньги на внутреннее убранство.

За те четыре года, что психотерапевт жила в этом доме, в нем не побывал ни один человек, за исключением водопроводчика, электрика и монтажника кабельных сетей. Приветливо встретив их, Грейс брала книгу и удалялась на террасу.

Это не остановило явившегося в прошлом году парня из кабельной сети – с внешностью серфера и гнусавым голосом, – который пытался флиртовать с ней, считая себя асом в этом деле.

Она вручила ему бутылку пива и выставила вон.

Не прокатило, пижон.

Дом находится там, где сердце, а сердце у нее – это комок мышц, которому никто не нужен.

* * *

Набрав ванну, Грейс погрузилась в воду, досчитала до тысячи, а потом тщательно вытерлась полотенцем, достала портфель и проверила расписание приема на завтра.

Легкий день перед отпуском: шесть пациентов, три до полудня и три после, причем у всех, кроме одного, повторные визиты. Один – новичок, которого предупредили, что она скоро уедет, но он все равно записался. Возможно, случайная «консультация» – такое тоже бывает.

Лежа в постели, Грейс планировала завтрашний день. Утро начнется с печальных глаз двадцативосьмилетней женщины по имени Беверли, муж которой умер от редкой формы рака соединительной ткани. Он болел почти все время, когда они были вместе, и через четырнадцать месяцев после свадьбы болезнь победила. Теперь Бев снова собиралась замуж и перед вторым браком специально прилетала из Орегона.

Это не просто предсвадебное волнение. Грейс была готова ко всему. Дальше.

Пациентом номер два был шестидесятичетырехлетний мужчина по имени Рузвельт, жену которого убил вооруженный грабитель, ворвавшийся в их винный магазин на юге Лос-Анджелеса. Здесь главная проблема – чувство вины, потому что в ночную смену всегда выходил Рузвельт, а в тот день его заменила Лукреция, чтобы он мог встретиться со старыми товарищами по университетской футбольной команде.

Несчастная женщина получила пулю в голову через несколько минут после того, как пришла в магазин. Шесть лет назад. Лечение Рузвельта длилось три года. Грейс помнила дату убийства. Сейчас наступала очередная годовщина.

Рузвельт был милым человеком – тихим, вежливым, трудолюбивым. Грейс он нравился. Хотя ее чувства не имели значения. При необходимости она успокоила бы и росомаху.

На третий сеанс должна была прийти супружеская пара, Стэн и Барб, сын которых по имени Йен покончил с собой. С его стороны это не было отчаянным криком о помощи – он решительно вспорол артерии и быстро истек кровью. К концу процесса парень добрался до спальни родителей, сумел включить свет и замертво рухнул перед людьми, которые дали ему жизнь.

Грейс видела медицинскую карту бедного мальчика – явные свидетельства прогрессирующей шизофрении. С точки зрения врача, в его поступке не было ничего удивительного, но это не уменьшало ужас, который испытывали его отец и мать. Воспоминания, которые Стэн называл «садистским зудом». От них Барб всегда морщилась, и ее начинало подташнивать. Несколько раз она убегала в туалет для пациентов, где ее рвало.

Совершенно очевидно, что Стэн и Барб ничем не могли помочь мальчику – его мозг разрушался. Но они все равно изводили себя. Грейс потребовалось больше двух лет, чтобы ослабить их боль, и теперь сеансы стали реже – всего два раза в месяц. Пока все идет как надо.

Четвертым пациентом был Декстер, молодой человек, потерявший обоих родителей в авиакатастрофе. Обычное дело для малой авиации: неопытный пилот за штурвалом одномоторного самолета и, возможно, сердечный приступ. Тем не менее тут приходится иметь дело с океаном гнева.

Пятой была женщина, единственный ребенок которой, зачатый с помощью ЭКО, умер в младенчестве от редкой болезни печени. Грейс не хотелось углубляться в этот случай, потому что дети – это эмоции, а ей нужно было беречь себя, чтобы она могла быть полезной. Если она почувствует, что у нее не хватает опыта, то всегда может обратиться к Делавэру.

Последним – и, возможно, самым легким – был новичок, мужчина по имени Эндрю Тонер из Сан-Антонио, штат Техас, который ждал семь недель, когда в ее расписании появится окно. Теперь доктор подумала, что это не очень похоже на случайность. Хотя кто знает… завтра все выяснится.

Пока ей было известно, что его обращению она обязана самой себе: судя по тому, что записала служба регистрации, мистер Тонер наткнулся на одну из ее опубликованных статей. Отличную от тех работ, посвященных стрессу и психологической адаптации, которые они с Малкольмом выпускали на протяжении нескольких лет.