Ей исполняется четыре; на дне рождения они играют в «платочек» и «фрукты на веревочке». На следующий день она идет в подготовительный класс. Все, что там происходит, в подробностях пересказывается и обсуждается по приходе домой. Дочь и соседская девочка посвящают брата в свои школьные ритуалы, садятся с ним в круг для «утренней беседы» и учат его новым песенкам. Во время большой перемены мать берет сына в школу; он носится по школьному двору, крепко сжимая в руках мишку и зайчика; голова облачена в красный вязаный шлем, дабы предотвратить воспаление уха. Ему не терпится увидеть сестру — услышав звонок, он начинает верещать от возбуждения. Вот и она, лицо озарено улыбкой, она кидается ему навстречу.

Они идут в торговый центр рядом с только что построенной станцией метро. Даже в магазине время от времени слышится гул несущихся и отправляющихся поездов. Закрытию вагонных дверей предшествует восходящее арпеджио, пронзительный звук, вызывающий странное волнение. Им надо поменять его, думает мать, слишком резкий, через какое-то время люди не смогут его выносить.

Когда станцию достроили, она взяла детей на торжественное открытие. Переполненные ожиданием, они держались за руки, поднимаясь на эскалаторе. Рельсы со смертельным электрическим зарядом находились всего в метре от перрона. Никакой ограды, никакой разметки. Она чересчур крепко сжимала руки детей. Прибывший наконец поезд был набит помощниками Синтакласса, Черными Питами, которые разбрасывали по перрону круглые пряные печеньица. Когда-нибудь они проедутся на поезде в центр. Здесь, на окраине города, колея пролегала на колоссальных столбах высоко над землей, но чуть дальше поезд спускался в подземный туннель. Положения разные — мелодия одна.

Мать складывает покупки. Апельсины, молоко, шоколадки. С двумя сумками в одной руке она пробирается сквозь толпу к выходу. Дочь идет справа от нее, держась за ручку сумки. А где сын? Мать оглядывается по сторонам, ища глазами упитанного мальчугана в красной шапке. Даже у прилавка с печеньем и конфетами нет никого сколько-нибудь похожего. У нее обрывается сердце. Она бежит назад, смотрит, ищет, зовет. Обегает все вокруг и спрашивает: «Вы не видели мальчика в красной шапке?» Люди качают головой недоуменно и осуждающе.

Дочка дергает ее за рукав:

— Мама, метро!

Она разворачивается и бежит на станцию. Мимо аптеки, винного магазина, витрины со светильниками, цветочного прилавка. Мать думает о перронах, без предупреждения соскальзывающих в пропасть. Языках пламени, режущих колесах.

Сто, двести, четыреста метров. Она грубо расталкивает людей, в исступлении таща девочку за собой. Класс орущих школьников только что сошел с эскалатора; они беспорядочно снуют по перрону, отбирают друг у друга рюкзаки и на все натыкаются. Мать и дочь протискиваются сквозь неуправляемую группу и оказываются перед опустевшим пространством, выложенным мокрыми плитами. В пятидесяти метрах от них, у основания эскалатора стоит мальчик в красном вязаном шлеме и осторожно пытается поставить ногу на нижнюю ступеньку.

Мать сидит в коридоре перед дверью в детскую комнату.

— Еще, еще! — просит мальчик.

Девочка поет: «Жил-был мальчик, который хотел покататься на метро, но боялся эскалатора, а потом еще прилетел дракон!» Она особенно долго и театрально тянет «боялся» и «дракон».

— Еще!

Мать слышит, как он довольно вздыхает, пока сестра чистым и ясным голосом воспевает его подвиги.

— Кем ты станешь, когда вырастешь? — спрашивает отец.

Девочка смотрит на мать и пытается, по ее примеру, подогнуть под себя ноги на диване.

— Мамой, конечно.

Мать в изумлении наблюдает, во что играют ее дети и с кем отождествляют себя в игре. Ей совсем не хочется верить своим глазам. Но факт остается фактом. В их семье больше не следуют традициям предыдущих поколений относительно разделения труда; у матери и отца серьезная работа со своими обязательствами, требующая подготовки в домашних условиях. Время от времени в дом приходят люди, чтобы присмотреть за детьми, «няни»: мужчина или женщина. У плиты отец стоит так же часто, как и мать.

В игре дочка украшает воображаемый дом, из которого мальчик сначала уходит, а потом возвращается как герой; девочка угощает его свежеиспеченным пирогом. Девочка проскальзывает в мамины старые туфли на шпильках, а мальчик вооружается мечом и щитом. Автобусы и тракторы, которые девочка получает в подарок, бездействуют в ящике для игрушек, пока мальчик не прибирает их к рукам.

Они многое подмечают, думает мать. Они видят, как отец разжигает огонь в камине на даче; как я складываю постиранное белье, пишу няне детальные инструкции, закупаюсь продуктами на неделю (потому что отцы всегда забывают купить шампунь и губку для мытья посуды). Они видят, что я не обращаю внимания на мусорное ведро — прерогативу отца. Но почему ее так и подмывает накрасить губы и ресницы, в то время как я пользуюсь макияжем не чаще одного раза в год?

Когда мальчик надевает праздничное платье сестры и горделиво красуется перед зеркалом, любуясь розовыми ленточками, поверх которых торчит коротко стриженная голова, мать и дочь только жалостливо улыбаются. Стоит ему нарядиться самым сильным мужчиной на свете, как их комментарии звучат гораздо воодушевленнее. В ванне девочка говорит, что когда-нибудь у нее в животе будет малыш. Лицо мальчика мрачнеет от зависти и печали.

— У меня тоже! — кричит он.

— Нет, у тебя не получится. Но зато у тебя будет борода.

Оба ребенка умеют заботиться, но подразумевают под этим каждый свое. Девочка кормит, моет, одевает кукол, поет им песенки и рассказывает сказки. Она расчесывает волосы кукле (у которой они есть). Мальчик же просит мать туго запеленать своих зверюшек — мишку и зайца — в вонючие тряпки, которые он не позволяет стирать, и всюду берет их с собой — в игровой зал, на каток, в туалет. Обычно он зажимает в каждой руке по игрушке. Когда ему нужны обе руки, звери томятся в его рюкзачке.

Оба ребенка любят примерять мамину одежду. Мальчик, однако, занимается этим исключительно из любви к сестре и быстро остывает к шарфикам и лифчикам, предпочитая подъемные краны и оружие. Другое дело девочка. Ее интерес к маминым вещам не иссякает. Не без критических оговорок, конечно, тем более что во втором классе у нее молодая красавица учительница с идеальной прической; однако содержимое сундука со старомодной одеждой перебирается регулярно. Когда ей исполняется лет пятнадцать, она потихоньку перетаскивает эту одежду в собственный шкаф. Мать умиляется, видя дочь в своей поношенной джинсовой куртке или в некогда любимом платье, надетом в честь школьного праздника.

Покидая родительский дом, дочь заберет с собой материнские вещи. Она будет носить их, вызывая восхищение у подруг.

Позже, гораздо позже мать, в свою очередь, будет хранить у себя в шкафу аккуратно сложенные майки и свитера дочери. Настанет время, когда мать выйдет из дома в кожаной куртке, думая о худеньких руках своей дочери, свернувшихся в карманах подобно крошечным зверькам.