В этот момент Макс все-таки решил вставить слово:

– Дедушка пил воду.

Родители ошеломленно уставились на парня.

– Мы должны оставить его в покое, – сказала Петра. – Разве не ясно, что он не жилец на этом свете?

– Но если он хочет пить! – резонно возразил Макс.

Харальд покачал головой:

– Нет, серьезно?

Макс вскочил и выбежал прочь. Неужто родители замыслили уморить старика голодом и жаждой? На середине лестницы до него долетел слабый звук открывшейся двери. Он обернулся и махнул рукой Йенни, которая, в отличие от своей коллеги, ходила почти неслышно, в кедах.

Йенни была чуточку выше Макса и, наверное, чуть старше. Светлые волосы были заплетены в толстую косу. На ней был короткий розовый халат поверх белых брюк. До Макса долетел запах лаванды и недавно выкуренной сигареты.

– Привет, – сказал он.

– Как поживает твой дедушка? – спросила она в ответ. – Сегодня я попытаюсь посадить его на унитаз. Может быть, ты мне поможешь?

Старик не на шутку рассердился оттого, что Йенни с Максом усадили его на край кровати и затем перетащили на мобильный кресло-туалет. И когда он в конце концов устроился на стуле со спущенными штанами, то громко проревел:

– А теперь вон! Оба! Живо, живо!

– Нам тут не до хороших манер, – проворчала Йенни и тем не менее направилась вслед за Максом к двери, которую, впрочем, лишь слегка прикрыла за собой, оставив щелочку.

– Я еще никогда не видел его голым, – признался Макс. – Ему, должно быть, зверски неловко…

– У старых людей это происходит не быстро, нужно подождать, – сказала Йенни. – Я даже успею покурить.

– Тебе можно?

– Если ты не возражаешь, – ответила девушка и прикурила сигарету. Пока Йенни курила, она ни на секунду не выпускала пациента из поля зрения.

– Это на случай, если его покинут силы, – пояснила санитарка.

– Тебе нравится то, чем ты занимаешься? – спросил Макс.

– Сперва я хотела пойти работать в полицию, – призналась Йенни, – но не сложилось.

– А я хотел изучать медицину. Но не исключено, что стану простым санитаром, ухаживающим за престарелыми.

– Добро пожаловать в клуб!

Выждав достаточно времени, они вернулись в комнату. У старика ничего не получилось, поэтому он пребывал в скверном расположении духа и был неласков.

– От вас несет табаком, – буркнул он молодым людям. – Если бы я выкурил сигарету, то и пищеварение наладилось бы.

Они снова переложили старика в постель, и он отдыхал, тяжело дыша. Йенни пошла в ванную и тщательно вымыла руки. Девушка высоко закатала рукава, и Макс обратил внимание, что оба ее предплечья украшали татуировки.

– Дракон и бабочка, – сказал он. – Оба умеют летать!

– Грехи молодости, – пояснила Йенни. – Когда у меня заведутся деньги, я их удалю.

– Зря, – сказал Макс. – Как думаешь, может, дать ему, в самом деле, сигарету? Родители, если узнают, побьют меня камнями!

– Им это видеть необязательно. А я не проболтаюсь. Расскажи лучше, каким человеком был твой дедушка? Я имею в виду, когда у него со здоровьем еще было в порядке…

– За последние два года он сильно состарился, целыми днями сидел, уткнувшись в телевизор, и постоянно ко всему придирался. Но пока была жива бабушка, он пребывал в довольно неплохой форме. Они вместе любили выезжать на прогулки, он много читал и иногда ходил с нами в кино. Раз в месяц они с бабушкой приглашали нас на обед. Бабушка здорово готовила, фрикадельки и жаркое из свинины. Или куриное фрикасе с рисом.

– А потом мороженое?

– Нет. Рыба! Точнее, ванильный пудинг в форме рыбы с вишневым вареньем из своего сада.

– Звучит аппетитно, – сказала Йенни и попрощалась.

Макс незаметно для себя начал насвистывать какую-то мелодию – у него было самое прекрасное настроение. Отныне Йенни будет появляться у них каждый вечер.

Пудинговая диета приносила плоды. На следующий день дедушка потребовал полноценный обед. Макс подумал, что неплохо было бы покормить его чем-то, напоминающим бабушкины блюда, и поэтому купил свежезамороженные кёнигсбергские фрикадельки и полуготовое картофельное пюре в пакетике. Старик умял среднюю порцию, остатки доел Макс, сдобрив картошку большим количеством карри и перцем.

– Хотелось бы знать, кто оплачивает санитарку? – сладко потягиваясь, спросил вдруг Вилли Кнобель. По желудку разливалось приятное и теплое чувство сытости.

– По-видимому, все же больничная касса, то есть сработало страхование на случай потребности в постоянном уходе, – предположил Макс. – Но мы пока не знаем, к какой группе тебя определил окружной врач.

Старик некоторое время думал.

– А кто платит за мою еду?

До сих пор Макс расходовал деньги деда и ответил несколько уклончиво:

– Дедушка, в конце концов, ты живешь у своего сына!

Старик снова надолго погрузился в размышления.

– Я не допущу, чтобы меня содержал дипломированный инженер! Парень, сходи-ка ты в банк и сними для меня денег. Я выпишу тебе доверенность.

– Достаточно будет пин-кода или чека на оплату наличными, – робко произнес Макс, испуганно посмотрев на деда.

Вилли Кнобель не доверял кодам и чекам, к которым кто угодно мог приписать нолик.

Вечером Харальд едва не налетел у входной двери на незнакомую женщину, которая в этот момент вынимала из кармана толстую связку ключей и явно намеревалась с их помощью войти в дом.

– Привет, я Йенни, – сказала она, гладя на него сияющими глазами.

Совершенно растерянный и ничего не понимающий Харальд против воли изобразил на лице встречную улыбку. Лишь потом он обратил внимание на белые брюки и догадался, кто она такая. Вот до чего дошло: совершенно чужие люди носят в кармане ключи от их дома! И все же он не посмел перейти на грубый тон с такой молодой и такой веселой женщиной.

– Вашему отцу с каждым днем все лучше, – продолжала беспечно болтать Йенни, когда они вместе вошли в прихожую. – Ваш сын тоже постарался, он так трогательно ухаживает за дедушкой.

– Я полагал, что он при смерти, – изумился Харальд.

– Не беспокойтесь, – утешила его Йенни, – мы его еще поставим на ноги!

Больше Харальду Кнобелю нечего было сказать. С едва скрываемой злостью он повесил пальто и исчез в своем кабинете. Так они не договаривались! В нем все кипело. Он отправился в ванную вымыть руки после долгого трудового дня и налетел на подъемник для больного. Его собственный бритвенный прибор лежал на консоли рядом с французской водкой, жирным кремом и чашкой, в которой плавали вставные челюсти.