Нестабильность институтов и связанные с этим низкий уровень доверия, постоянная изменчивость и слабая специфицированность прав собственности, с одной стороны; обусловленность этих процессов качественными трансформационными сдвигами — с другой, позволяют предположить наличие устойчивой корреспонденции между глубиной трансформации и величиной трансформационных издержек: последние тем выше, чем глубже изменения. Эта связь к тому же интенсифицируется кризисом (там, где он есть) трансформационных экономик.

Отличительной чертой большинства трансформационных экономик является постоянное перераспределение прав собственности и имущества под определяющим влиянием локального корпоративного регулирования («конкуренции» корпораций) и неэкономических факторов (государственные акты, коррупция и т. п.).

Вследствие этого формы собственности, юридически зафиксированные в переходных обществах, являются неадекватными их действительному экономическому содержанию в той мере, в какой происходят названные выше процессы.

Значительная часть приватизированных, т. е. формально считающихся частными, предприятий (акционерных обществ) находится в смешанной собственности либо со значительным участием государства, либо со значительной долей акционерного капитала в руках работников этих предприятий.

На деле, однако, крупные пакеты акций в руках государства редко являются инструментом реального контроля государства над деятельностью предприятий. Вмешательство государства чаще принимает форму вмешательства конкретных чиновников или их группировок, преследующих личные интересы, стремящихся получить выгоды от принятия тех или иных решений, например, решений о продаже государственных пакетов акций. Акции же в руках отдельных членов трудовых коллективов на практике обеспечивают концентрацию большей части реальных прав собственности в руках высшей администрации предприятий.

Не существует полностью достоверных и сопоставимых данных о структуре владельцев акционерного капитала. Эти данные получаются путем различного рода опросов и потому содержат заметные различия.

Однако, вне зависимости от конкретных показателей, имеющиеся источники достаточно единодушно отражают общую тенденцию: снижение удельного веса работников предприятий во владении акциями (если первоначально им принадлежало около 2/3 акций, то сейчас эта доля составляет, по самым высоким оценкам, менее 40 %, по самым низким — менее 30 %), снижение удельного веса государства (на федеральные и региональные органы власти приходится значительно менее 10 %), возрастание (или стабилизация) доли менеджеров (которая оценивается в 15–20 %), некоторое укрепление позиций внешних акционеров (их доля приближается к 40–50 % акционерного капитала).

Таким образом, не только «народная приватизация» ушла в прошлое, но и сократились возможности высших управляющих удерживать контроль над предприятием, опираясь на акции «своих работников». В то же время приход новых внешних собственников сопровождался установлением их более тесных отношений с высшими менеджерами и позволил последним увеличить свою долю акций (либо менеджеры усиленно скупали акции в борьбе с внешними претендентами на собственность). Следует заметить также, что среди собственников акций заметно возросла доля не институциональных инвесторов-аутсайдеров, а сторонних физических лиц (15–20 %). Этот факт отражает особенности кланово-корпоративной системы России, где в контроле над собственностью широко используются номинальные держатели, состоящие в личных партнерских отношениях с реальными собственниками.

Действительным содержанием практически всех форм собственности в трансформационной экономике России является корпоративно-капиталистическое отчуждение работников от средств производства. Реальными хозяевами (институтами, концентрирующими в своих руках большую часть прав собственности, прежде всего распоряжение и присвоение) трансформационной экономики являются номенклатурно-капиталистические (кланово-капиталистические) корпоративные группы (подробнее об этом ниже).

Эти структуры являются деформациями позднего корпоративного капитала, так как капиталистические отношения здесь видоизменяются другими, более архаическими. В корпоративные группы превращаются старые и новые хозяйственные (производственные, торговые, финансовые и т. д.) системы. Они (1) предполагают не только экономическое (капиталистическое), но и внеэкономическое (бюрократическое и т. п.) принуждение к труду, наличие отношений добуржуазной (мафиозно-феодальной) структуризации и подчинения; (2) возникают, как правило, на базе или трансформации политико-хозяйственной власти «номенклатуры» в права собственников или легализации теневого сектора и сохраняют их черты; (3) организованы как закрытые бюрократические кланово-корпоративные структуры («командные экономики» в миниатюре).

Названные выше процессы трансформации отношений собственности часто пытаются свести исключительно к формуле «развитие частной собственности», пропагандируя к тому же очередной миф, что бывшую государственную собственность бесплатно распределили среди населения и работников предприятий. Такой вывод если и можно сделать, то исключительно при условии отказа от анализа реального распределения прав собственности и апелляции только к некоторым законодательным актам и анализу форм, а не содержания отношений собственности. Обращение только к анализу формы собственности часто лежало и в основе призывов к ускоренной приватизации, что отвергали более тщательно анализирующие трансформационную экономику авторы.

Итак, закономерностью трансформационной экономики является двоякий процесс трансформации отношений собственности: с одной стороны, разложение и внеэкономическая ликвидация государственно-бюрократической системы отношений собственности, легализация криминальной собственности и спонтанный рост частной собственности на основе первоначального накопления капитала; с другой — параллельная трансформация этой формально частной или смешанной собственности в номенклатурно(кланово) — корпоративную. Последняя тенденция порождает наиболее варварские, реакционные формы отчуждения работника от объектов собственности, труда и его продукта и тормозит использование его хозяйской мотивации, противодействует социализации собственности.

Можно сделать вывод, что трансформационная экономика характеризуется процессом интеграции принципов и черт тоталитарно-огосударствленной собственности прошлого с различного рода деформациями тенденции корпоратизации собственности, свойственной позднему капитализму, и воссозданием добуржуазных форм принуждения и зависимости. Данные процессы свойственны в той или иной степени всем трансформационным экономикам, но в России они стали очевидно господствующими.

Альтернативный существующему путь преобразования государственно-бюрократической собственности предполагает создание такой системы распределения прав собственности и таких собственников, которые бы способствовали выходу трансформационных экономик на траекторию «опережающего развития». Для этого необходимо раскрепощение инновационного потенциала большинства квалифицированных работников в сфере высоких технологий, науки, образования и других отраслях, определяющих облик экономики XXI века, что невозможно без существенного перераспределения в их пользу прав собственности (прежде всего прав на участие в управлении, контроле и других творческих функциях) и использования природных и культурных ресурсов как общедоступного общенационального достояния. К сожалению, господствующие ныне модели трансформации перераспределяют права собственности в пользу тех (упоминавшихся выше) структур, которые в наименьшей степени заинтересованы в стимулировании развития творческого потенциала работников.