— Далеко! — крякнул мужик и почесал голову под завшивым и рваным собачьим треухом. — До вечеру не доберетесь, а ежели дальше сейчас двинетесь, ночевать в анчуткиной чащобе будете!

— Какая еще анчуткина чащоба? О чём толкуешь?

— Да туды! — мужик махнул рукой в сторону, куда уходила тропа, погружаясь в заснеженный лесной бор. — Лес этот у нас анчуткиной чащобой зовётся, нечистая сила, стало быть, там водится. Ночью бесы с нежитью поганой хороводы водют, песни поют, а ежели путника какого поймают, то кровь людскую пьют!

Федор Данилыч переглянулся с Мусудом.

— Хватит о бесах! — отмахнулся татарин. — Укажи-ка нам избу побогаче да подобротнее для княжичей!

— Какие богачи! Мы все здесь беднее мышей лесных, — снова крякнул мужик, но, увидев недобрый блеск в глазах княжеских ратников, всё же указал на несколько домов.

Оставив мужика в покое, отряд двинулся к указанным избам. Селеньице и впрямь было бедным и захудалым, но пышущие жаром печки и полати для отдыха нашлись. Загнав коней в покосившиеся хлева и сараи, дружинники задали им корма из тех запасов, что взяли в Смоленске, а потом разбрелись по избам. Хозяйке, в избе которой остановились на ночевку Фёдор и Александр, Мусуд дал из запасу здоровую мороженую щуку, пшена и сала — чтоб приготовила брашно да накормила княжичей.

— И сами-то после похлебаете, — добавил татарин, пожалев семью, принявшую их на ночлег: муж с женою ходили в ветхих одеждах, а дети и вовсе бегали по избе в гнилых тряпках; лица у всех угрюмые и худые, видно не раз приходилось голод терпеть. Баба, смекнув, что остатками приготовленной пищи она сможет накормить своих четырех отпрысков, согнала их всех один угол, дабы не мешали княжичам, и радостно засуетилась у большой, грубо сложенной печи.

Пока готовилась еда в печке, княжичи сидели молча — в последние дни они не ссорились меж собою, отчасти из-за того, что жизнь их стала неспокойна, и надобно было держаться крепко вместе. Старший брат водил носом по воздуху и облизывался, чуя запах рыбной похлёбки и жирной каши на сале. Александр разглядывал при неверном свете лучин шушукающихся напротив крестьянских детей — трех чумазых мальчиков и худую девочку с белесыми вихрами. Она, поглядывая исподлобья на княжича, застенчиво улыбалась. Александру хотелось подойти к ним, но гордость не позволяла. Данила сидел на лавке, подставив спину к горячей печной стене и громко храпел.

Хозяйка подала на стол и княжата с Данилой, которого не без труда растолкали, сели трапёзничать. После, Фёдор, уставший с пути, плотно поев, сразу же увалился на полати, укрылся бараньей шкурой, и заснул. Захрапел на лавке у печи и Данила, а рядом с ним и Федор Данилыч. Александру спать не хотелось; устроившись на своем ложе он понаблюдал, как бедная семья доедает то, что осталось после их трапезы, потом заскучал. На глаза ему попался Мусуд, пристроившийся на лавке у двери и жующий сухарь.

— Мусуд, поди сюда! — позвал княжич татарина. Когда Мусуд пересел на полати рядом с Александром, тот сказал требовательно: — Скучно, Мусуд и сон не идёт! Ты богат на россказни, потешь меня, не то с тоски взвою!

— Чем же тебя потешить? — хмыкнул Мусуд, погладив черную с проседью бороду. — Про героев заморских да богатырей былинных? Тебе это и Данила-книжник сказывает.

— Тогда о своём сказывай, этого Данила уж точно не знает, — ответил Александр. — А я послушаю.

— О себе? — Мусуд устремил свои черные глаза куда-то. — Трудно это сказывать да и путано очень.

— Говори!

— Эх, какой! Ну лады, расскажу. Родился я на реке Волаге, близ Хвалынского моря, отец мой торговым человеком был — судёнышко держал, торговал товарами разными: мехами, коврами, шерстью, возил персам мёд да воск, ну а старшие мои братья с ним плавали. Как я подрос — отец и меня стал брать с собой вподмогу. И вот однажды у персидских берегов налетели на нас ушкуйники лихие, побили людей отцовских и отняли у нас и товар и лодку. Отца разбойники повесили, а нас — сыновей его — привезли на арабский базар, где невольниками торговали. Там, на базаре этом, глядели люди на нас, как на скот, ну а затем меня разлучили с братьями… Купили меня люди с черными повязками на лицах, одели мешок на голову, забросили на борзого коня и поскакали неведомо куда.

— И где ты оказался? — спросил княжич.

— А привезли меня в горы. Там, за скалистыми уступами да глубокими оврагами, стояла крепость Аламут. Принадлежала она Горному Старцу — вождю бумурман-измаилитов, воюющих против всех неверных. Старец тот был жесток и могущественен, многие слышали его имя и страшились его — и султаны, и шахи, и короли заморские! Его убийцы были повсюду и не было места во вселенной, где мог бы схорониться от кары тот, на кого указывал Старец… Меня заставили служить Старцу и я многое видел в его дворце: и райские сады для праведников с прекрасными гуриями, и отрубленные головы, пророчествующие о будущем, и многое другое…

— Отрубленные головы? — заинтересовался Александр. — Как же отрубленная голова может говорить?

— Мне то не ведомо. Но слышал я многие легенды и предания тамошних воинов, служивших Старцу. Говорили они, что Старец владеет тайнами, переданными ему предками, которые те получили от самого Пророка…

— Не понимаю, Мусуд, не спеши! — остановил его княжич. — Поясни всё о пророке! Кто такой? Он как апостолы при Исусе Христосе?

— Нет, — татарин покачал головой. — Ты наслушался греческих басен, княжич. Хоть и греки и бусурмане чтят Моисея, Соломона, Авраама и Даниила как пророков, веры тут разные. По-вашему получается, что Исус сын Божий, а по-ихнему — нет. Аллах послал Исуса на землю как пророка, равного с прочими, а последним пророком стал Муххамад. Выполняя волю Аллаха, переданную ему через ангела Джибрила, Муххамад пророчествовал и обращал язычников в истинную веру. Он убеждал людей отказаться от поклонения идолам и предать душу Аллаху молитвой, не нарушать клятв, не грабить, не убивать, прощать долги бедным, чтить добродетельных женщин и не обделять наследством вдов. Муххамад совершал чудеса исцеления над хворыми людьми, восхваляя Аллаха. Но после смерти Муххамада, его сторонники, дружившие при жизни Пророка и любящие друг друга, разделились на два враждебных лагеря, и, деля власть над землями и верующими, озлобились друг на друга! Во дворце Старца я слышал, что после убийства угодного Аллаху халифа Али, последователи истинной веры и хранители тайн Муххамада, назвав себя исмаилитами, удалились в горы и остались там в ожидании.

— В ожидании чего?

— Все правоверные знают чего ждать — Страшного дня