И вот – это происходит.

Две прозрачных голубых льдинки – глаза Хельвина, проникают в мое сердце; точно вирус – захватывают его и заставляют беспомощно сжаться.

– Дождись меня, ладно? – Просит он. Его голос звучит вкрадчиво и низко, так, что этому тембру хочется довериться. – Не ходи одна через лес.

Я опускаю взгляд и смотрю на его руку – такую большую и сильную, она полностью скрывает под собой мою ладонь. Выглядит так правильно и так красиво…

– Хорошо, дождусь. – Отвечаю я.

Бьорн не убирает руку: похоже, для него эта ситуация не выглядит неловкой. Что-то неуловимо меняется между нами – мы становимся еще ближе, опасно ближе: на той черте, откуда обратно дороги уже не будет.

– Если я задержусь, зайди в церковь к моему дяде.

«Мне там очень не по себе» – проносится в мыслях, но вслух я этого, разумеется, не произношу.

– Ладно. – Медленно поднимаю глаза и смотрю на него из-под ресниц.

Ужасно хочется облизнуть губы, но из последних сил пытаюсь скрыть свое волнение.

– Я быстро. – Говорит парень. И добавляет: – Надеюсь.

Ощущаю, как его пальцы на моей ладони сжимаются крепче.

– Удачи, – бросаю я, выдергиваю руку и выхожу из машины.

В последний раз мы смотрим друг на друга уже через стекло. Мгновение, и автомобиль отъезжает.

И только после этого у меня получается свободно вдохнуть.

Деревья на территории кладбища волнуются – поднялся ветер. И без того скупое солнце лениво спряталось за тучи, налившиеся грязным свинцом. В воздухе пряно пахнет влагой и травами.

Я толкаю железную калитку и вхожу.

Двигаюсь по аллее, затем между ровных рядов могил со скромными табличкам, а далее по дорожке между шикарными старинными фамильными склепами. Вороний крик заставляет поежиться – напоминает, что я здесь не одна. «Могилы – это врата на тот свет» – вспоминаются слова Сары, а тут этих врат – просто тьма, попробуй, найди нужные.

Поплутав среди древних памятных надгробий и плит, я все же приближаюсь к дальней ограде. Здесь много новых захоронений, и даже есть стена с ячейками для погребальных урн. Я иду, читая надписи на табличках, прислушиваясь к звукам и шуму ветра, пока не натыкаюсь на целую вереницу свежих могил.

А вот и Элла. Огромное количество свежих цветов на земле не оставляет сомнения – эта то, что мне нужно.

– Привет, – бормочу я.

Годы жизни на временной табличке надгробия заставляют поморщиться – девушка умерла совсем недавно, и это ужасно несправедливо. У нее вся жизнь была впереди.

– Прости, что приходится беспокоить, – говорю ей.

Сажусь на корточки и вдруг понимаю, что не взяла с собой ничего, чем могла бы зачерпнуть земли, и куда могла бы ее сложить.

– У тебя не найдется пакетика? – Шучу я, оглядывая могилу.

Деревья за оградой аплодируют моей черной шутке шелестом листвы.

Что же делать?

Вспоминаю, что сумку оставила в трейлере Сары. Снова звонит телефон: это Микке. Сбрасываю вызов и начинаю судорожно шарить по карманам. В одном из них на счастье обнаруживается небольшой пакетик от шоколадных драже, которые я съела еще на прошлой неделе.

Сколько вообще земли нужно?

Такого количества хватит?

Я расправляю пакетик и пытаюсь прикинуть. Не ведро же нести? В любом случае, у меня других вариантов нет.

Опускаюсь на колени и начинаю зачерпывать ладонью землю и насыпать в этот пакетик. Интересно, должна ли я извиниться перед покойницей за вандализм? Это вообще считается осквернением? И какая земля лучше: у изголовья или с той стороны, где ее ноги? А где они, вообще? Временную табличку ставят со стороны головы?

– Прости, Элла. – Шепчу я. – Могла бы наврать, что мы тебя больше не побеспокоим, но это не так. Если хочешь, я потом верну эту землю на место. Вернуть? – Снова гляжу на табличку, а затем продолжаю собирать комочки влажной земли в пакетик от драже. – Вообще, ты могла бы и сама явиться к Бьорну и показать ему своего убийцу. Ткнуть пальцем – что может быть проще?

Я стираю запястьем пот со лба и вдруг осознаю, что подобно Улле несу от волнения всякую чушь.

– Этот Реннвинд сведет с ума любого…

Поднимаюсь с колен и аккуратно запечатываю пакетик. Придется придерживать его пальцами, чтобы он не открылся, и земля не рассыпалась. Сжимаю в кулаке левой руки добычу и недовольно рассматриваю пальцы правой – под ногтями теперь черно от комьев земли. Пытаюсь стряхнуть остатки песка и пыли, болтая рукой в воздухе. Бесполезно.

– Знали погибшую? – Этот голос заставляет меня вздрогнуть.

Я оборачиваюсь.

– Простите, похоже, я напугал вас. – Передо мной светловолосый мужчина. На нем черное одеяние с воротником-колораткой. – Пастор Хельвин.

Он склоняет голову в знак приветствия.

– Здравствуйте, – хрипло говорю я.

И сжимаю грязные пальцы в кулак – хорошо, что не нужно жать ему руку.

– Мы все потрясены ее гибелью. Но смерть оставляет после себя не только скорбь и мрак, но и надежду на жизнь вечную. – Его светло-голубые глаза сужаются. – Вы учились с Эллой, верно?

Взгляд мужчины пронзителен настолько, что мне становится страшно: а вдруг он прочитает мои мысли?

– Ах, вы об этом. – Я вижу, как он скользит глазами по моей школьной форме. – Да, мы учились вместе, но я не знала Эллу близко. Мы… я недавно переехала сюда.

– Серьезно? – Теперь он смотрит мне в лицо. Щурится, как от солнца, словно пытается понять, кого я ему напоминаю. – Обычно я стараюсь узнать все о новеньких. Дайте угадаю, вы…

– Нея. – Я вся превращаюсь в зрение: это тот самый момент, который я ждала с детства. Найти того, кто мог бы быть моим отцом, и посмотреть на его реакцию. – Нея Остлунд.

– Остлунд?..

Я вижу, как меняется его лицо. Крылья носа напряженно дрожат, когда он втягивает в себя воздух.

– Да, мне говорили… – На его лбу появляется морщинка. – Вы… вы дочь Карин?

– Совершенно верно. – Я испытываю его терпение полуулыбкой. – Я учусь с вашим племянником, мы с ним – ровесники. В смысле, мне скоро восемнадцать. – От меня не укрывается, как вздымается его грудь на вдохе, и как глаза принимаются плясать по земле, пока он что-то подсчитывает в уме. Решаю его добить: – Вы знали мою мать?

Пастор слегка зажмуривается, а затем поднимает взгляд на меня.

– Карин? Да. Да, конечно. Я знал. Как она… – он прочищает горло. – Как она п-поживает?

Сказать ему, что она умерла, и посмотреть, как он пойдет пятнами? Или рассказать про психушку?

– Все замечательно. – Отвечаю я, и вижу, что он облегченно выдыхает, (но, если уж быть честной, не расслабляется до конца). – Передает вам привет.