Полицейские ушли так стремительно, как будто наш маленький холл грозило вот-вот затопить.

— Спасибо вам, мистер Бонс, — заговорил я.

Старый капитан сидел, сгорбившись, и свистел горлом.

— Скажите: гипноз меня в самом деле убил бы?

Он поднял голову и прошелестел:

— Все, что было сразу до и после воздействия… вызвало бы непере… носимость. Тебя бы тошнило… от леса, от запахов… звуков… любого напоминания.

— Спасибо, — повторил я, пытаясь представить, от чего меня спас космолетчик, и не зная, как его отблагодарить.

— Мистер Бонс, — в холл заглянула Шейла; казалось, ее щеки дышат жаром, как только что испеченные булочки, — вас спрашивают по дальней связи. Джим, а тебя хотела видеть миссис Хокинс. Она у себя.

Бонс вскочил на ноги, точно разом выздоровел. Отмахнулся, когда я предложил помощь, и резво зашагал по коридору, а затем вниз, на первый этаж. Аппарат дальней связи у нас возле стойки администратора, и на моей памяти им пользовались едва ли десяток раз.

Холл сиял праздничным фейерверком — это Шейла позаботилась отметить мое возвращение. Сверкающие вихри — алые, фиолетовые, золотые — плясали на стенных экранах, чем-то похожие на стаю освещенных солнцем Птиц. Я задержался, чтобы помочь капитану Бонсу добраться после разговора в номер. Его приступ бодрости вряд ли будет долгим.

Старый космолетчик нырнул под круглый прозрачный козырек, опустился в кресло и нетерпеливо ткнул кнопку связи. Экран осветился, а козырек, под которым укрылся Билли Бонс, потемнел, не позволяя разглядеть снаружи лицо собеседника — я видел лишь смутное темное пятно. Голоса старого капитана и его визави доносились из-под козырька, похожие на журчание бегущей меж камней воды: работала глушилка.

Бонс слушал, что ему говорят, коротко отвечал, снова слушал. Затем произнес длинную фразу, сердито повысив голос, схватился за грудь и, видимо, долго не мог отдышаться — сидел, откинувшись на спинку кресла и запрокинув голову. Дальняя связь стоит немало, и я невольно сочувствовал собеседнику Бонса, которому приходилось ждать. Наконец старик снова подался к экрану.

Его убеждали, просили, чего-то требовали. Слышное мне «журчание» становилось то мягким, то громким и злым; космолетчик явно от чего-то отказывался. Потом, рассердившись, стукнул кулаком по колену, уронил трость, нагнулся ее поднять, и наружу вырвались слова, с которыми не справилась глушилка:

— Нет, Джон. Только не тебе!

Бонс выпрямился, и опять как будто забормотала в камнях вода.

— Нет! — снова рявкнул старый капитан, отключая связь, и вынырнул из-под ставшего прозрачным козырька. В светлых глазах стояла холодная злость. — Бойся навигаторов, Джим, — бросил Бонс, направляясь к лестнице. — Они сумасшедшие.

— Все? — спросил я, соображая, стоит ли предлагать ему помощь; старик шагал твердо, сердито стучал своей тростью.

— Все как один! — воскликнул он. Остановился и буркнул через плечо: — В смысле, RF-навигаторы. Иди к матери, она тебя заждалась, — велел Бонс, когда я двинулся за ним, намереваясь расспросить об этих самых RF-навигаторах. — Ступай.

Прежде он мною так не командовал. Я и ушел.

Мать стояла у стола, на котором золотой грудой лежали ее состриженные волосы. Она улыбнулась, когда я вошел, а у меня сжалось сердце. Какая же она измученная, похудевшая, с седыми прядями в короткой, до плеч, шевелюре. Мать кивнула на разложенное на столе богатство:

— Вот не знаю, что лучше — то ли в косы заплести, то ли в пучок собрать и носить как хвост на затылке. То ли не портить, а отдать мастеру в городе, чтобы сделал шиньон. Как ты считаешь?

— Лучше не портить.

«Не надо было стричь, — добавил я мысленно. — Зачем похоронила меня раньше срока?»

Мать точно услышала.

— Я ощутила, как тебя убили, — сказала она. — Тебя не было в живых, понимаешь? У меня сердце остановилось… — Она осеклась, потому что терпеть не могла жаловаться. — Ладно, я не о том. Ты с Лайной уже разговаривал?

— Нет.

Я постарался не выказать обиды. В поместье Трелони с самой ночи знают, что я вернулся, а Лайна до сих пор не изволила не то что меня навестить — даже слово сказать по ближней связи. Неужели все еще дуется за пощечину, что я дал?

— Поезжай к ней. — Мать вынула из стоящей в углу вазы букет оранжевых лилиан, перевязанный ее собственным золотым локоном. — Подари цветы и помирись.

Я взял тяжелый букет. Яркие лилианы как будто светились каждым изогнутым лепестком.

— А это зачем? — я коснулся локона.

Мать гордо выпрямилась.

— Это — знак, — заявила она, — что я, твоя мать, готова принять в свой дом дочь — твою жену. Так всегда делается.

Я не слышал о таком обычае, и меня взяло сомнение.

— Ты ничего не путаешь?

— Отправляйся, — с непонятным раздражением велела мать. — Не то оглянуться не успеешь, как ее выдадут за другого.

Выйдя из «Адмирала Бенбоу», возле парковочной площадки я наткнулся на Билли Бонса. Старый космолетчик сердито грозил тростью Дракону, который скалил зубы и ворчал, распластавшись под моим скутером. Черный гибкий хвост хлестал по земле.

— Опять ссоришься с Билли? — спросил я кургуара. — Пошел вон.

Дракон задом пополз из-под скутера.

Капитан Бонс повернулся ко мне.

— Этот твой полицейский, — спросил он с хрипами и присвистом, — уже тю-тю?

— Тю-тю, — подтвердил я. — Но с Гарри легко связаться…

— На хрена мне безмозглый Гарри, — перебил Бонс, клокоча горлом. — Мне нужен Данс. К фифе своей собрался? Ну, поезжай, поезжай. — Напоследок погрозив Дракону кулаком, капитан заковылял ко входу в гостиницу.

Кургуар повернулся к нему кормой и поскреб землю задними лапами, выражая космолетчику презрение.

— Невоспитанная тварь, — сказал я и прикусил язык: не принял бы это Бонс на свой счет. Ну так и есть: услышал и что-то забурчал себе под нос.

До чего все стали нервные, пока я отсутствовал…

Поместье Трелони стояло… нет, пожалуй, раскинулось… или еще лучше — громоздилось на берегу Жемчужной лагуны. Красивейшее место было испорчено бездарным архитектором: на обширном участке свели лес, сровняли голубовато-белые дюны и возвели нелепое, кричащее о богатстве своих владельцев сооружение. Как будто собрали по разным планетам несколько дворцов, свалили их в кучу и кое-как скрепили воздушными мостиками и галереями. Разве что парк вокруг интересный: ни одного растения с Энглеланда, только диковинные инопланетные гости. Каприз миссис Трелони, за который бедный (то есть, очень богатый, но порядком затюканный) сквайр расплачивался, кряхтя и сетуя на жизнь.

По широкой дороге я подъезжал к белокаменным воротам. На их высокой арке жил прилипал: не то животное, не то растение, похожее на отвратительный бурый нарост. С той поры, как я видел его в последний раз, прилипал порядком разросся и свесил вниз парочку тонких хвостов — или плетей, если он все-таки растение. Хвосты закручивались штопором и выглядели опасно острыми на концах.