На самом деле происходит не так. Реальность инерционна, и для изменения будущего даже очень сильное воздействие обычно не дает эффекта: круги изменений вначале расходятся, но быстро схлопываются. Ближе к действительному положению вещей был другой фантаст, Азимов, тоже из 20 века. Он понял, что существуют особые моменты времени, когда специально направленное воздействие (он назвал его «минимально необходимое воздействие») вызывает перескок с одной ветки исторической реальности на другую. Фактически, интуитивно Азимов вышел на базовый принцип самоорганизации, теория которой как раз начала развиваться с середины 20 века. Самоорганизующаяся система в процессе своей эволюции рано или поздно достигает так называемой «точки бифуркации». В этой точке система неустойчива, и крайне малое воздействие может направить её на тот или иной путь развития; в общем случае существует целый пучок возможных путей. Мы научились определять такие точки бифуркации в человеческой истории. Кстати, их сравнительно немного, обычно 3-4 в столетие, и не каждая из них принципиально значима.

– И что же, вы можете управлять историей? Она становится подвижной? То есть, человеческая история не существует в единственном варианте?

– В принципе, не существует. Но существует человеческая этика, которая запрещает нам изменять прошлое: человек должен быть ответственен за свои действия: что произошло – то остаётся.

– Тогда не понимаю, в чем проблема. Зачем вы появились у меня в ту ночь?

– Помимо человеческой этики, существует еще и принцип неопределенности. Мы не меняем историю – но она может самопроизвольно соскользнуть на другую ветвь, с близкой вероятностью. И происходит это в определенной точке бифуркации. Такой точкой и была та ночь, перед первым заседанием Инквизиции по делу Галилея. Ваше решение было минимально необходимым воздействием, по Азимову. Вы рассматривали два пути: костёр или отречение. Костёр – это признание бессилия человека перед Инквизицией. Результат – темные века мракобесия. Отречение с последующим смирением и отказом от научного творчества и жизни (потому что для вас, мессир, это одно и то же) – это капитуляция перед косной социальной средой (а другой она в целом никогда и не бывает). Результат – многовековой застой и апатия.

Раздался треск, и человек в светящемся овале замолчал, прислушиваясь. Но это просто прогорело, вспыхнув прощальным пламенем, полено в камине, а за дверью было по-прежнему тихо. «Дальше», – спокойно попросил Галилей, и посетитель продолжил:

– Однако существовал и третий путь, и в итоге вы избрали его. Уступая внешним, неодолимым препятствиям вы отреклись формально, но не фактически, потому что не отреклись от свободы мыслить и продолжать свою жизнь, своё дело. Именно этот выбор наблюдали и описали ваши ученики и друзья, и он же выразился в словах «И всё-таки она вертится!», брошенных в лицо Инквизиции после отречения.

– Но я не мог сказать такого в Инквизиции! Меня бы сразу сожгли, а я пока жив, как видите. И вообще, не припомню, чтобы когда-либо говорил именно эту фразу. Не провозглашал, нет.

– Вы этого не говорили, мессир, всё так. Но суть вашего выбора народная молва отразила совершенно точно. Это была реакция определенной социальной среды, самых продвинутых, самых свободных. Удачная формулировка, привязанная к конкретной ситуации противостояния свободного ума и костной религиозной догмы. Потом она попала в письменные источники – и дальше распространилась по всему миру. И я рад сообщить вам, что в течение следующего тысячелетия лучшие представители человечества черпали в этих словах силу вращать дальше колесо прогресса. Мы непременно достигнем других планет, мессир, обещаю вам. Потому что Земля для человека – это не центр, это лишь начало.

Галилео слабо улыбнулся и прошептал уже немеющими губами: «И всё-таки…» «… она вертится!» – закончил гость из будущего, потому что Галилей уже не мог говорить. Зато теперь он мог видеть: пролетая сквозь пылающие шары звезд, огибая разноцветные спирали галактик, он покидал этот мир – или вступал в новый.

Революцию заказывали?

Вроде бы рановато писать мемуары в 92 года, ведь с учетом нынешней продолжительности жизни лет двадцать впереди у меня еще есть. Но я и не буду разгоняться на полноценный мемуар – здесь только краткая запись событий, случившихся, когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас. И подвИг меня на сей труд именно ты, когда сегодня вечером рассказал о смешной рекламе «сделаем революцию». Похоже, тебя зацепило. Значит, скоро ты пойдешь по указанному адресу, как в свое время сделал и я. Решать тебе, сынок, но сначала, прошу, дочитай до конца.

В 2017 году мне было 45 лет, и ни о каком президентстве я тогда не мечтал, а хотел только, чтобы изменилась страна, в которой жил. Мы всё глубже погружались в болото деградации и обнищания, насилия и цинизма. Эмигрировать я не хотел, но жить здесь становилось все противнее. Временами мечтал о революции (да, о принудительной смене власти, которая никак не желала сменяться сама), но понимал, что время упущено, а если такая революция сейчас и произойдет, то ничего хорошего из нее не выйдет. И вот, представь, еду я в метро (тогда подземка была основным транспортом для «простых» горожан) и, уцепившись за поручень, читаю какую-то газетку. Кажется, она тоже называлась «Метро». Чтиво так себе, но избавляет от необходимости смотреть на сограждан. Боже! Какие серые, тупые, безнадёжные лица! Насколько приятнее выглядят мордочки собак и кошек в разделе «отдам в добрые руки». (Кота, что ли, завести?) И тут мне попалась эта реклама: «сделаем революцию». Рядом с рекламой о ремонте без отселения за 3 дня. «Ну, шутники, – подумал я о первой. – Одну революцию мы уже сделали, сто лет назад. До сих пор расхлёбываем». И вернулся к рекламе о ремонте. Неплохо бы, но денег не хватит. А сколько стоит революция, интересно? Вернулся к объявлению. Так: «цена по договорённости».

Чёрт знает почему, но я не выкинул газету со странной рекламой, и в первую же нерабочую субботу отправился в офис шутников. Офис был обычный – в одном из полузаселённых небоскрёбов (тогда этих монстров строили больше, чем могли освоить), и девушка на ресепшн тоже выглядела вполне обычно. Она сказала, что шеф ответит на все мои вопросы, но сначала надо заполнить анкету – и выдала мне листочек. Угнездившись у стены с огромным плоским аквариумом с разноцветными рыбками, я ее быстро заполнил – дело привычное! – хотя и споткнулся на двух последних пунктах. Один был «Какой общественный строй вы хотели бы получить … (подчеркнуть нужное)», а второй «Допускаете ли