Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что ж, чертово семя. Потрудился ты на славу. Диплом твой принимаем, оценка отличная. Зайдешь в деканат, там тебе поставят на лоб клеймо-пентаграмму. Комиссия сочла твой проект перспективным, поэтому распределяем тебя младшим поваренком на Адскую кухню, где под руководством опытных составителей зелий будет разработано экспериментальное моровое поветрие по твоему рецепту. А теперь иди к чертовой бабушке!
Ректор широко улыбнулся во все три тысячи своих треугольных зубов, вышел на вулканический песок, обнял молодчика и лично дал ему крепкого пинка под зад копытом, что считалось знаком особой милости.
Уже на следующий день выпускник со свежим клеймом на лбу (и следом копыта на заду) стал звездой всех новостей. Он был у всех на слуху, его рыльце знали в низших кругах ада. С ним даже сняли репортаж. Как он в красном лабораторном халате кладет в коробочку моровое поветрие, запечатанное в изящный контейнер: в летучую мышку. Закрывает коробочку и гордо ставит сверху штамп: «Демонически протестировано». А потом отправляет адской почтой — на Землю, в Китай прямой наводкой.
Какое красивое, изощренное решение. Вот он, настоящий талант. Один на легион.
Подпольщики
Аркадий Курин вбил в телефон заветный, с таким трудом добытый адресок. Навигатор повел его, как волшебный клубочек, по серому летнему Питеру.
Что отличает поистине культурного человека от обывателя? Тяга к прекрасному. Пересмотрев кучу онлайн-галерей, поучаствовав во флэшмобах типа «наводним соцсети картинами» и «скопируй шедевр в домашних условиях», Аркадий понял, что невыразимо томится по оффлайн-общению с искусством. И вот, в ненавистной маске и перчатках он шагал вдоль каналов с видом очень занятого человека. И при виде дружинников и полицейских каждый раз с замиранием сердца готовился врать, что идет в магазин.
Дойдя до нужного парадного, интеллигент потыкал прохладные потертые кнопки домофона.
— Чему обязан? — послышался скрипучий голос.
— Vita brevis, ars longa, — разборчиво произнес Аркадий.
— Заходи, друг.
Домофон противно запищал, и дверь открылась.
Курин сунул маску и перчатки в карман пальто, пригладил волосы.
У дверей квартиры надо было сказать второй пароль.
— Художника обидеть может каждый, — шепнул Аркадий подтянутому лысому старичку в клетчатой рубашке и при галстуке-бабочке.
— Прошу в мою скромную обитель.
Дверь поспешно закрыли.
Хозяин оценивающе посмотрел на Аркадия. Тот невольно поежился.
— Вы от кого?
— От Альберта Генриховича. Я его бывший ученик.
— Понял, понял. Правило знаете?
— Никому не говорить о подпольной галерее.
— Верно. Ну что же. Раздевайтесь, вот ваш номерок.
Хотя на вешалке было всего пять или шесть курток (и вряд ли поместилось бы больше десяти), но ритуал с номерками соблюдался неукоснительно.
— Бахилки надевайте. Уборная налево, касса прямо.
У Аркадия на сердце потеплело. Все здесь было как в настоящем музее, только в мини-формате. Торжественная, затхлая атмосфера, номерки, бахилки, билеты, щелястый паркет и значки со стрелками.
— С вас тысяча рублей.
Что ж, искусство всегда было дорогим удовольствием. А учитывая то, на какой риск шел этот пожилой бунтарь…
Хозяин выдал Курину распечатанный на черно-белом принтере билет и аккуратно оторвал квиток.
— В нашей галерее три зала, фотографировать только без вспышки, экспонаты и мебель руками не трогать: ведется наблюдение. Начало экспозиции прямо, а налево до конца — буфет, где вы можете приобрести чай, кофе и легкие закуски. В 20:00 встреча с художниками и автограф-сессия. Насчет приобретения картин можете уточнить у меня.
У бахил Курина будто выросли крылья. Глаза зачесались, захотелось расцеловать этого чопорного старикашку. Но Аркадий сдержался и прошел по стрелке к началу экспозиции.
Ценитель искусства оказался в старомодной гостиной — интерьер будто выдернули из восьмидесятых. Тихо гудел единственный анахронизм — кондиционер. В углу сидела бдительная благообразная старушка в черном платье с кружевным воротничком. На груди ее был распечатанный на принтере бейджик. Несколько посетителей разглядывали полотна, почти уткнувшись носами в стекло. Аркадий умилился и приступил к осмотру.
В Питере каждый третий — художник (а если не художник, то музыкант), так что местные таланты для подпольной выставки нашлись без проблем. Картины на манер паззла заполняли почти каждый квадратный сантиметр стен, красовались на столах и стульях. В углу была повешена скромная распечатка с биографией автора. Аркадий под бдительным оком смотрительницы сфотографировал биографию, чтобы прочитать позднее. Некий Сухорук. В основном, натюрморты в наивной манере, с густыми мазками и яркими красками. Приблизившись к картине вплотную, Аркадий следил за движением руки художника, видел малейшие щетинки, выпавшие из кисти и навсегда застывшие на полотне.
В следующем зале (аккуратной спаленке) было значительно меньше работ, но они пришлись Курину по сердцу. Сияющие пейзажи в духе Куинджи, пасторальные родные просторы, церковки на горизонте.
В последней комнате, совсем крошечной, были представлены работы двух авторов, которые перепробовали все стили живописи, не в силах остановиться на чем-то одном. Их картины слились в некую визуальную кашу, о чем Курин достаточно громко бурчал себе под нос, надеясь завести дискуссию с другим посетителем подпольной галереи, молодым мужчиной в свитере с ромбами и с порядочной такой плешью.
В конце концов, плешивый откликнулся, завязалась долгая, пространная беседа, плавно перешедшая в кухню-буфет. О, какое это было блаженство! Какой бальзам на душу! Как прекрасно вот так, на ровном месте поделиться своими впечатлениями об увиденном с незнакомцем, выслушать его мнение, глубже осмыслить пиршество цвета, форм и образов, открывшееся сегодня их изголодавшимся глазам!
На встрече с художниками Аркадий едва слушал. Он сидел рядом со своим новым знакомым и, прыская в кулак, обменивался с ним записочками, будто школьник. Под конец они чинно подставили свои черно-белые билетики под автографы местных талантов. Живописцы надулись от собственной важности и светились от удовольствия. Сухонький хозяин галереи трогательно приобнял супругу в кружевном воротничке и пригласил ценителей прекрасного заходить еще: экспозиция менялась каждые две недели.
Одеваясь в «гардеробе», новый знакомый протянул Аркадию бумажку:
— Вот мой номер. Знаю место, где послезавтра будут ахматовские чтения. И еще хожу на квартирники семейного квинтета, изумительные таланты! Младшенькая — просто виртуоз, на европейских конкурсах призовые места брала! Но денег стоит, конечно. И секретность — строжайшая. А то на днях подпольный шахматный клуб накрыли. И клуб любителей настольных игр.
— Я не выдам, — горячо прошептал Курин. — Деньги найду. Деньги — мусор, а искусство — мой воздух!
По пути домой бумажка с номером и адресами жгла Аркадию карман. «Неужели это я? Я преступаю закон? Я крадусь по темным улицам из нелегальной организации? Мне доверена тайна,
