Одним ударом Сурт напрочь выбил весь воздух из моих лёгких. Боль была невыносимой. Каждая клетка моего тела будто бы взрывалась в цепной реакции.

Несмотря на это, меня охватило необычное спокойствие: я умирал, это конец. Какая-то часть меня подумала: «Ладно, хотя бы выложись на полную в последний раз».

Моё зрение померкло. Меч загудел, и моя рука напряглась, хотя я её едва ощущал. Огненный Тип оглядел меня со своей испорченной улыбкой на губах.

«Ему нужен меч, - напомнил я себе. - Я не могу позволить ему завладеть им. Если уж я погибну, то заберу его с собой».

Я слабо поднял свободную руку и показал ему жест, который понимали все и без знания языка жестов.

Сурт взревел и бросился в атаку.

Когда он достиг меня, мой меч устремился вперёд и насквозную прошёл через его тело. Я использовал последние крупицы сил, чтобы покрепче ухватиться за него, и Сурт по инерции перенёс нас обоих через перила.

— Нет! - кричал он, пытаясь высвободиться любой ценой: вспыхивал, брыкался и сопротивлялся, но я держал его мёртвой хваткой. Мы стремительно падали вниз в реку Чарльз. Мой меч все ещё пронзал его живот, а мои собственные органы пылали от расплавленного куска асфальта. Небо то попадало в поле зрения, то снова исчезало. Я снова заметил тот туманный силуэт — девушка верхом на лошади галопом скакала ко мне с вытянутой рукой.

Я ударился о воду с оглушительным грохотом. И умер.

Конец

В школе я любил вот так заканчивать истории.

Замечательная концовка, не правда ли? Билли пошёл в школу. Он хорошо провёл день. Затем он умер. The End.

Никаких вам нераскрытых сюжетных линий. Всему положен свой конец. Вот только не в моем случае.

Возможно, вы думаете: «Ох, Магнус, но ты ведь на самом деле не умер. Иначе ты бы не смог продолжать эту историю. Ты просто едва не погиб, а потом каким-то образом спасся, бла-бла». Неа. Я действительно умер. На все сто процентов: живот проколот, жизненно важные органы повреждены, голова ударилась о замершую реку при падении с сорока футов, каждая косточка в теле сломалась, лёгкие наполнились ледяной водой.

Медики обычно называют таких людей одним словом - мертвец. «Вот это да, Магнус, и каково это?». Больно. Очень больно. Спасибо, что спросили.

Мне приснился сон, что было странно - так как, во-первых, я был мёртв; во-вторых, мне никогда не снились сны.

Это стало почвой для постоянных споров. Много кто говорил, что сны видят все, просто я свои не запоминаю. Но серьёзно, я всегда спал мертвецким сном. До тех пор, пока на самом деле не умер. И только потом мне что-то приснилось, подобно всем нормальным людям.

Я прогуливался с мамой по заповеднику Блю-Хиллс. На вид мне было около десяти. Стоял тёплый летний денёк, лёгкий бриз шелестел сквозь сосны. Мы остановились возле Водоёма Хаутона, где кидали камешки по воде. Мне удалось кинуть три, маме - четыре. Она всегда выигрывала. Но это было не суть важно. Никакой победе не сравниться с её чистым смехом и нежными объятиями. Описать её- задача не из лёгких. Чтобы по-настоящему понять Натали Чейз, вам нужно с ней познакомиться. Если вкратце, она частенько в шутку сопоставляла себя с неунывающей и жизнерадостной Динь-Динь из «Питера Пэна». Если вам удалось представить тридцатилетнюю бескрылую Динь-Динь во фланелевой рубашке, джинсах и ботинках серии Док Мартенс, то у вас сложился хороший портрет моей матери. Она была миниатюрной, с тонкими чертами лица, короткими блондинистыми волосами, как у феи, и лиственно-зеленными глазами с искоркой ребячества в них. Всякий раз, когда она читала мне сказки, я высматривал веснушки на её носу и пытался сосчитать их.

Она излучала счастье... Нет, мягко сказано. Она обожала жизнь. И её энтузиазм был заразительным. Она была самым добрым и самым дружелюбным человеком из всех, кого я знал. Вплоть до самой смерти.

События сна происходили за несколько лет до этого. Мы вместе стояли у пруда. Мама глубоко вздохнула, наслаждаясь приятным запахом тёплой сосновой хвои.

— Здесь я познакомилась с твоим отцом, - сказала мне она. - Таким же тёплым летним деньком.

Её слова меня удивили, так как мы редко говорили об отце. Я ни разу с ним не встречался, даже не знаю, как он выглядит. Странно, но мама никогда не придавала их отношениям большой значимости, вот и я не стал.

Она сразу прояснила, что он нас не бросал. Просто переехала. Впрочем, мама не сильно горевала по этому поводу. У неё остались тёплые воспоминания об их совместном времяпровождении. Весть о беременности привела её в дикий восторг. С тех пор нас было только двое. А больше никого и не требовалось.

— Ты встретила его у пруда? - спросил я. - Он хорошо бросал камешки?

Мама рассмеялась.

— О да. Он меня просто поразил. Тот день... тот день был идеальным. Ну, за единственным исключением, - она притянула меня к себе и поцеловала в лоб, - у меня ещё не было тебя, тыковка. Да, представляете себе, мама звала меня тыковкой. Смейтесь, не стесняйтесь. С возрастом это стало меня удручать. Но сейчас я что угодно отдал бы, лишь бы снова услышать от неё это слово.

— Каким был мой папа? - спросил я. Странное это словосочетание - «мой папа», как он мог быть моим, если я его никогда не видел? - Что с ним случилось?

Мама распростёрла руки навстречу солнечному свету.

— Поэтому я и привела тебя сюда, Магнус. Разве ты не чувствуешь? Он всегда рядом с нами.

Смысл её слов прошёл мимо меня. Обычно она не говорила загадками. Моя мама была самым прямолинейным и самым приземлённым человеком из всех, кого я знал.

Она взлохматила мои волосы.

— Давай наперегонки до пляжа.

Мой сон сменился. Я оказался в библиотеке дяди Рэндольфа. На его столе развалился незнакомый мне человек. Он водил пальцем по старой коллекции карт.

— Смерть - интересный выбор, Магнус.

Мужчина ухмыльнулся. Его одежда выглядела совсем новёхонькой: ослепительно белые кроссовки, непотертые джинсы и фирменная вязаная кофта от бейсбольной команды Бостон Ред Сокс. Его красно-жёлтые волосы напоминали перья, взъерошенные в модной «я-только-поднял-голову-с-подушки-но-выгляжу-получше-тебя» манере. Лицо его было настолько красивым, что он мог бы сниматься в рекламе лосьона после бритья для какого-нибудь мужского журнала, если бы не его шрамы, которые сводили всё это совершенство на нет: паутина ожогов расползалась по переносице и скулам, напоминая узоры кратеров на луне. Контуры его губ были изуродованы рядом рубцов, быть может, шрамами от заросших отверстий для пирсинга. С другой стороны, зачем кому-то столько пирсинга во рту?

И о чем вообще говорить с галлюцинациями? Я решил задать извечно интересующий меня вопрос: