Шагнув к мойке посуды, Бетани почувствовала босыми ногами приятную мягкость тряпичного коврика. Стоявший на столе сыр, присыпанный укропом, источал чудесный аромат. Желудок Бетани вновь напомнил о себе. Да-да, она, конечно, вычистит все кухни в Гленмиде, но прежде перекусит. Перед тем как наброситься на хлеб, Бетани отрезала себе кусок сыра и уже собралась отправить его в рот, но тут послышался мужской голос:

– Не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.

Полное сарказма замечание заставило Бетани резко обернуться.

В следующее мгновение она увидела появившегося перед ней Коннела Делейни. Брови его были чуть приподняты, а под мышкой он держал перетянутую бечевкой пачку с какими-то бумагами. И снова поразительное сходство Коннела с ее мужем сковало Бетани страхом и заставило сердце биться быстрее.

Коннел был все еще в бриджах для верховой езды, но куртку и шарф успел снять. Под тонким полотном льняной рубашки угадывались могучие плечи и сильные руки – руки, привычные к физическому труду, и это было очень не похоже на Финна, избегавшего тяжелой работы.

И тут Бетани вдруг сообразила, что хозяин дома одет, а ее тело прикрывали лишь тонкая хлопчатобумажная ткань ночной рубашки да шерстяная шаль. Вспомнив об этом, Бетани покраснела. Впившись пальцами ног в тряпичный коврик, она в смущении пробормотала:

– Видите ли, Дженна… Миссис О’Тул сказала… Она предложила… – Бетани осеклась, в эти мгновения: она ненавидела себя за нерешительность.

– Ах вот в чем дело, – протянул Коннел. – Но здесь действительно нет ничего из того, что предложила вам Дженна О’Тул. – Коннел шагнул к Бетани. Свет ламп отражался в его темных глазах. – Этот дом – мой, миссис Делейни. Ваши права на него, как и на любую его часть, следует еще доказать.

Тон, которым была произнесена фамилия Бетани, казался таким же; холодным, как сталь ножа, который она продолжала держать в руке. Стоило: Бетани взглянуть на Коннела, как тут же чувство страха сменилось гневом.

– Вы действительно считаете меня способной на обман?

Коннел пожал пледами:

– Всевозможно.

Бетани вздохнула и вновь заговорила:

– Думаете, я проделала весь этот путь только для того, чтобы соврать? Полагаете, что я только для этого потащила своего ребенка через океан?

Коннел положил пачку бумаг на стол и, наклонив голову, внимательно посмотрел на собеседницу и приблизился к ней еще на шаг. Бетани же боролась со жгучим желанием отступить.

– Ну разумеется, не затем, чтобы, вооружившись ножом, ограбить мою кладовую. – Коннел взглядом указал на нож, который Бетани по-прежнему сжимала в руке. Она тут же опустила нож. И в этот момент, к ее ужасу, желудок снова дал о себе знать. Она в очередной раз покраснела.

– Ах, я извиняюсь…

Впервые губы Коннела тронула легкая улыбка.

– Скорее всего это мне следует просить у вас прощения. Ведь оказалось, что я не очень-то гостеприимный хозяин. Меня крайне удивило ваше присутствие здесь. В это время я обычно тоже обхожу свой дом.

– И все же прощения должна просить я. За то, что выступила тут… в роли привидения. – Бетани тоже попыталась улыбнуться.

Коннел смотрел на нее напряженным взглядом – словно хотел прочитать ее мысли.

– А почему вы уехали из Америки так скоро после смерти мужа? – спросил он неожиданно.

Насколько откровенной следует быть с этим едва знакомым человеком, почта не скрывавшим свою враждебность? И действительно ли ему интересны истинные причины, заставившие ее броситься в неизвестное?

– Я полагаю, что сейчас не время и не место рассказывать вам свои житейские истории.

– А мне кажется, для откровенного разговора по душам лучшего места и времени и не придумаешь.

В тоне Коннела Бетани почувствовала попытку успокоить ее.

Он приблизился еще на шаг. От исходившего от него запаха веяло какой-то удивительной надежностью и безопасностью. Если бы Бетани могла отступить еще на шаг назад, она непременно так и поступила бы, но спина ее уже почувствовала острый угол раковины.

– Уверен, что вы меня понимаете, – продолжал Коннел. – Ваш приезд и его цель явились для меня по меньшей мере неожиданными. Я только несколько недель назад узнал о смерти Финна, а до этого более десяти лет о нем ничего не слышал.

– Да, конечно, – кивнула Бетани. – И вдруг приезжает незнакомая дама с сыном и заявляет о своих претензиях на часть наследства, право на которое принадлежит исключительно вам, верно? – Она попыталась взглянуть на ситуацию глазами Коннела. – Я приехала очень не вовремя!

– Да, именно так. – Коннел поджал губы и взял нож из руки Бетани. – Полагаю, что вы приехали напрасно. Если, конечно, я правильно понял цель вашего визита.

Бетани невольно вздрогнула. Она вдруг почувствовала, что Коннел Делейни, хотя и был очень похож на ее мужа, вблизи воспринимался совершенно, по-другому.

– Так как же? – продолжал он. – Поделимся той частью наших печальных историй, которая касается Финна? Поищем точки соприкосновения? – Его взгляд, казалось, насквозь пронизал Бетани.

– Ну… если вы настаиваете… – Она старалась говорить непринужденно и молилась о том, чтобы Коннел не почувствовал в ее голосе ни малейшей дрожи, ни малейшего напряжения. – Скажите, почему Финн уехал из Ирландии? Почему покинул Гленмид и никогда не думал о возвращении сюда?

Бетани сразу же выпалила вопрос, мучивший ее долгие годы. Финн никогда и не пытался удовлетворить ее любопытство относительно своего прошлого, даже не утруждал себя отговорками. И каково это было для Бетани, имевшей с мужем только общую фамилию?

Коннел отвел взгляд. Обойдя собеседницу, он употребил нож по прямому его назначению – принялся нарезать ломтями сыр.

– А что Финн говорил вам?

– Говорил, что он любит Гленмид больше всего на свете, но отец отправил его искать «в стране далекой» своей счастливой доли. И он говорил, что не сможет вернуться. Лишь сильно напившись или иногда в запале спора он мог что-нибудь выболтать. Но и тогда оказывалось, что не все сказанное им правда. – Бетани наблюдала, как вслед за сыром Коннел стал нарезать хлеб и складывать его вместе с сыром на блюдо. О том, что рассказ заинтересовал Коннела, свидетельствовало выражение его лица, хотя он и старался проявлять спокойствие и молча ждал продолжения рассказа.

Сделав глубокий вдох, Бетани вновь заговорила:

– И Финн сказал мне, что вы умерли. Зачем ему было вводить меня в заблуждение, если было совершенно очевидно, что вы вовсе не умирали? Так вы что, поссорились? А его отец был на вашей стороне, поэтому Финна и отослали в Америку?

Крепко сжав зубы, Коннел продолжал молча складывать на блюдо хлеб. Бетани начинало казаться, что он никогда и ни за что не ответит ни на один ее вопрос. Но тут хозяин дома наконец-то заговорил: