Нет — зомби.

Звук затвора мобильной камеры где-то слева, и я вздрагиваю, а потом понимаю, что уже через пару мгновений вся школа будет в курсе, что Моли подарили букет и валентинку. И Барби в их числе. И она сделает соответствующие выводы точно так же, как это сделала только что и я.

Звонок и все встают со своих мест. Кто-то сразу выходит из класса, но многие остаются, чтобы тупо дождаться моих действий.

Нет, ребята, я свой выбор уже давно сделала. Ни один Кен не стоит моего будущего.

Встаю, собираю свои вещи и ухожу, оставляя букет номер два одиноко лежать на парте.

Так надо. И плевать на то, что мне на самом деле хочется совсем другого. И плевать, что на крыльце я почти нос к носу сталкиваюсь с Ним.

Плевать! На все плевать! И на его недовольно поджатые губы, и на взгляд исподлобья в сторону моих пустых рук, и на то, что он почти сразу же от меня отворачивается.

Плевать!

Главное, что мимо проходит довольная мной Барби и видео в ее телефоне так до сих пор никто не увидел. Только это имеет значение. Остальное — тлен.

В одиннадцатый класс я шла с огромной надеждой, что меня наконец-то оставят в покое, но и со страхом, так как Майя Мцитури больше не будет сидеть со мной каждую большую перемену. Она училась на год старше и выпустилась. И я опять осталась одна.

И, знаете, первые несколько дней я думала, что все идет по накатанной: дом, учеба, художка. Но спустя пару дней на школьном крыльце я столкнулась с тем, с кем даже и помыслить не могла.

Со своим родным отцом.

Боже!

Я наивно решила, что он пришел ко мне, что хочет извиниться за то, что в прошлом мае забыл и не поздравил меня с Днем рождения. Что лучше поздно, чем никогда. И я, конечно же, тут же подалась к нему, улыбаясь робко, но с надеждой в сердце.

— Папа?

Он заозирался, будто бы не понимал, откуда идет шум, а потом вперил в меня свои темно-карие глаза. У меня были точно такие же.

— Таня?

— Ага, я.

— А ты что тут делаешь? — хмуро и почему-то недовольно.

— Учусь, — отчаянно стиснула я лямку рюкзака.

— Учишься? А-а…?

— Спонсор оплачивает обучение, — без лишних слов поняла я его вопрос.

— Ясно…

— А ты здесь какими судьбами? — уже догадалась я, что причина его появления не во мне.

— За дочкой приехал, — кивнул он мне и тут же протянул руки, шагая мне за спину.

Оглянулась.

И разбилась.

Это была новенькая из параллельного класса, того самого, в котором учился Марк Хан и Кристина Батурина. Высокая, с копной кудрявых рыжеватых волос до талии и веснушками. Очень интересная девочка, симпатичная и очень улыбчивая. Я видела ее всего пару раз, но не знала, ни имени, ни фамилии.

— Папуль привет! — кинулась девушка в объятия моего отца.

— Привет, Стелла. Ну как ты?

— Ой, да отлично все, — а потом перевела на меня взгляд и недовольно поджала губы, превращаясь из привлекательной особы в самую настоящую грымзу.

— Ну тогда поехали, — кивнул отец в сторону выхода, затем оглянулся на меня и жестко припечатал, — пока, Таня.

— А кто это? — спросила его рыжая.

— Потом расскажу. Едем, милая, а то на тренировку не успеем.

И ушли. А я осталась стоять на крыльце и обтекать.

Мне казалось, что я уже прошла все круги унижения, но это оказалось не так. Когда тебя обижают посторонние люди — это еще можно как-то пережить. Когда обижает родной человек — это смерти подобно. Но меня не просто обидели. Меня забыли. Меня стыдились. От меня хотели отмыться как от дерьма, так некстати прилипшего к ботинку.

И все это отец. Человек, благодаря которому я появилась на свет.

В этот день я не пошла в художественную школу. Просто не могла. Добралась до дома, заперлась в комнате и беззвучно выла. Наверное, именно в этот день я наконец-то поняла, что сама по себе в этом огромном и жестоком мире.

Ну хоть дошло.

На следующий день в школу шла как на каторгу. А первым, кого увидела, была она — моя сестра. Стелла Козинская. Ей родитель дал свою фамилию. Мне — нет.

Девушка стояла у большого зеркала и поправляла свои пышные, кудрявые волосы, манерно вытягивая губы трубочкой, а потом, очевидно, заметила меня и резко повернулась. Мы были похожи и совсем разные. Она — яркая бабочка. Я — жалкая моль.

— Привет, — рискнула тихо произнести я.

— Х-м…

И в груди снова заворочались змеи унижения. Она не собиралась отвечать любезностью на любезность — это я понимала как дважды два.

Кивнула сама себе и молча приступила к раздеванию, стараясь больше не обращать внимания на девушку, которая должна быть родной, а на деле оказалась самой чужой на свете.

— Так значит вот ты какая, — уселась Стелла на скамейку, вытянула перед собой длинные ноги, сложила руки на груди и уставилась на меня насмешливо.

— Какая?

— Никакая.

— М-м…

— Но, зато теперь все встало на свои места, — и довольно хмыкнула, — теперь мне понятно почему папа тебя бросил ради меня.

Выстрел в голову. В упор. Так, что все мозги вылетают из черепной коробки через затылок.

…бросил тебя ради меня…

— Но вот что, дорогуша. Попробуй только кому-нибудь вякнуть, что мы сестры и я тебе все волосы повыдергиваю! Мне такая шваль позорная в родственниках не нужна!

И сказав это, моя сестра просто встала и упорхнула по своим делам, оставляя меня наедине со своей болью. Ведь это так легко — обидеть человека, у которого и так ничего нет.

Но разве же я в этом виновата?

Ах, да, я забыла. Никому нет до этого никакой разницы.

И теперь весь одиннадцатый класс к язвительным тычках и обидным ругательствам Кристины Батуриной верно и преданно присоединилась Стелла Козинская. Ни одна, так другая при малейшей возможности пыталась меня ужалить как можно больнее и как можно язвительнее.

А я терпела. Потому что не хотела для себя проблем. Я хотела только доучиться.

Вот и все!

А еще у меня почти появился друг. Новенький. Одноклассник! Но даже ему я боялась рассказать всю правду о своих бедах. Потому что он бы не смолчал. Он бы поднял на уши всю школу, но…

Все равно ничего бы не добился.

Ибо он был такой же, как и я — мальчик из бедной семьи.

Стас Гордеев.

И ему точно так же, как и мне в стенах этой элитной богадельни жилось не сладко, потому что парень имел несчастье влюбиться в королеву красоты нашего класса — Арину Толмацкую. А той и дела не было. Подумаешь, еще один обожатель. П-ф-ф…