— Ладно!

— Окей!

— Угу…

— Рада, что мы прояснили, — складываю руки на груди.

— А уж я-то как рад…

— Я надеюсь только, что ты больше не побеспокоишь меня своим вниманием. Извини, но…

— Ну давай, не стесняйся!

— Оно назойливо для меня.

— Да без проблем, Тань, — усмехается и отступает чуть в сторону, освобождая мне дорогу.

— Вот спасибо!

— Выдыхай.

И я так и делаю. Но в легких будто кто стекловату утрамбовал и каждый вздох словно пытка.

Получи, Таня! Нравится? Хочешь еще?

Реву беззвучно. Я это умею. Я в этом мастер.

Сворачиваю в туалет. Закрываюсь в кабинке.

И, подтянув под себя ноги на унитазе, беззвучно оплакиваю свою слабость.

Наизнанку…

Он больше не смотрел на меня. Не замечал. Не здоровался. А если мы даже и пересекались где-то в бесконечных школьных коридорах, то просто прошивал насквозь своим стальным взглядом, будто бы я привидение или просто пустое место.

Барби довольно скалилась. Но не долго. Ведь возвращать ей статус своей девушки Кен почему-то не торопился. Хотя Кристина старалась. Очень. И даже подрезала на несколько сантиметров форменную юбку, сделав ее просто неприлично короткой.

Но местный Бог был неумолим, хотя Батурина усиленно распускала слухи по школе о том, что все между ней и Ханом нормально, просто они ненадолго поссорились. Сначала все действительно в это верили, а потом перестали слушать ее треп. Потому как уже прошла осень, зима и приближалась весна, а сладкая парочка все еще не воссоединилась.

— Завтра четырнадцатое февраля. Как думаешь Барби сделает Кену предложение или выкинет еще более идиотскую выходку? — спросила у меня на большой перемене Майя и тыкнула вилкой в сторону центрального стола, где обычно сидел весь цвет нашей элитной школы.

— Я ничего не думаю, — буркнула я, — мне плевать.

— А вообще странно, что Хан к тебе больше не подкатывал, — в, казалось бы, миллионный раз, завела свою шарманку подруга и я скривилась.

— Ничего странно, Майя. Может он в карты проиграл и ему тупо загадали пригласить меня за их стол. Ради прикола, — пожала я плечами и забила рот наваристым супом.

Мцитури была не в курсе выходки Батуриной и компромата на меня. Я не смела даже заикнуться об этом. А вдруг она не поверит мне и решит, что я действительно приворовывала по курткам. А потом докажи, что я не жираф. Я в этом мире не доверяла никому.

Даже моя родная мать однажды стала мне врагом, просто потому что больше не на кого было сливать свой яд и разочарование жизнью. Что говорить про остальных людей?

— Х-м, а он был так убедителен, — задумчиво бормотала Майя, рассматривая парня и хмуря брови.

— Прикалывался, — хлебнула я чай и поспешила перевести тему.

Потому что мне было больно говорить о Кене. И страшно, что однажды, Батурина обнародует то самое видео даже шутки ради. И муторно, потому что я не была хозяйкой своей судьбе.

— Ну, а ты? Ждешь, что тебя кто-то завтра поздравит?

— Меня?

— Тебя, — улыбнулась я и еще раз окинула девушку взглядом. Она была хорошенькая и очень милая. Кудрявая, бойкая, в красивых очках с роговой оправой и на все всегда имела свое четкое мнение.

— Да кому я тут нужна? — обвела Майя просторное помещение.

— Если сама себя не полюбишь, то никто не полюбит.

— А ты? — прищурилась девушка.

— А что я?

— Сама себя любишь, Тань?

Странный вопрос. Трудно себя любить, когда все вокруг только и тычут тебя в дерьмо. Невольно задумываешься, что, действительно, что-то с тобой не так, раз даже родная мать…

Ой, да сколько можно-то?

— Честно?

— Ну?

— Я не знаю, что такое любовь, Майя…

— Ах, мисс-драма, — смеялась подруга в ответ и закатывала глаза.

Конечно, ведь она была не в курсе всех ужасов моей жизни и наивно полагала, что все мои несчастья заканчиваются видавшими виды лакированными туфлями со сбитыми носами. О чем еще может париться девочка в мои-то годы, верно?

Тем не менее праздничная почта в честь дня Святого Валентина на следующий день не оставила нас с пустыми руками. Майе еще с самого утра кто-то прислал анонимку в виде красного сердечка, внутри которого было написано от руки:

Валентиночку откроешь,

Свое сердце успокоишь!

Там в любви я признаюсь,

И признаться не боюсь!

— А от кого это, Майя, догадываешься?

— Конечно догадываюсь, — фыркнула девушка, — от храброго анонима, который смело и отважно признался мне в своей пламенной симпатии. Я мысленно поставила ему нерукотворный памятник!

— Ты жестока, — рассмеялась я.

— Я? Отнюдь!

И если над подарком подруги мы смеялись, то мой заставил меня замереть от ужаса. Поздравительная почта застигла меня перед последним уроком, когда уже прозвенел звонок и учитель раскладывался на своем рабочем столе.

— А Таня Сажина здесь? — прозвучал от двери вопрос, заданный девчонкой с задорными антеннами на голове в виде сердечек.

— Здесь, — тыкнула в меня пальцем одноклассница Оля Рябова.

— Тогда принимай подарок, Таня, — улыбнулась мне девочка, а ее напарник водрузил на мой стол самый настоящий букет из мелких чайных роз.

Поблагодарить не смогла. За такое не благодарят. Только глядела перепугано в спину удаляющейся поздравительной почты, позабыв как дышать.

— Смотрите, Моль, выпала в астрал, — хохотала все та же Рябова.

— Она, наверное, цветы впервые в жизни видит. Конечно! — рассмеялся еще кто-то.

— Заткнитесь все, — повелительным тоном выдала королева нашего класса Арина Толмацкая и учитель благодарно ей улыбнулась.

И урок пошел своим чередом, пока я сидела и все так же заторможено продолжала смотреть на эти прекрасные, но ненужные мне цветы.

От него?

Блин, что реально от него?

Под конец урока не выдержала неизвестности и все-таки осторожно протянула пальцы, косаясь крохотной картонки в форме сердечка. Открыла открытку и тихо охнула.

«Ничего не изменилось».

Ни подписи. Ни инициалов. Ничего.

Но я знала, что это Он — местный Бог решил потыкать в меня палочкой, чтобы проверить жива ли я еще или уже нет.

Жива ли?