Фрэнни словно летела на крыльях в полумрак колонн портала. Чувство вины за опоздание было притуплено алкоголем.

Через час она начала трезветь, и у нее появилось легкое ощущение беспокойства, связанное с Оливером, но причину его она не могла понять. Он казался ей слишком хорошим, чтобы быть настоящим. Как будто что-то не сходилось, в уравнении отсутствовал один член. Это было что-то, чего Оливер не говорил ей, может быть, скрывал или держал в себе. И еще ей не давало покоя чувство, что она его видела раньше.

Отбросив эти мысли, она решила сконцентрироваться на хорошем и нашла, что оснований опасаться нет никаких. Тем более что она уже понимала, как сильно он нравится ей.

Дебби Джонсон позвонила ей в среду поздно вечером полюбопытствовать, как все прошло. Только что вернувшись с аэробики, Фрэнни не намерена была много рассказывать, в душе́ боясь сглазить. Она пообещала перезвонить подруге в субботу и подробно доложить о свидании в пятницу.

Как только Фрэнни повесила трубку, телефон снова зазвонил. Это был Оливер. Он извинился за то, что так задержал ее во вторник и она из-за него опоздала на работу. Фрэнни ответила, что ничего страшного не случилось, хотя на самом деле получила нагоняй от непредсказуемого Деклана О'Хейра. Они поболтали немного. Оливер спросил, что она делала на работе, и Фрэнни ответила, что весь день занималась составлением каталога индийских кинжалов, а потом сходила на аэробику. Он же сообщил ей, что только что вернулся с тенниса. Наступила пауза, в течение которой ее так и подмывало сказать, чтобы он переходил к делу, но она не хотела выглядеть слишком нахальной и бесцеремонной. Достаточно того, что он позвонил. В глубине души ей было приятно, что в девять часов он дома, а не на каком-нибудь свидании.

Вечером в четверг она помыла голову, но никак не могла расслабиться и успокоиться. Она была не в состоянии ни читать, ни смотреть телевизор и вместо этого немного прибрала квартиру. Фрэнни знала, что ведет себя как девчонка, и сердилась, но ничего не могла с собой поделать.

В пятницу она ушла с работы ровно в полшестого и помчалась домой, лихорадочно соображая, что же надеть. Фрэнни достала черное короткое платье в стиле Шанель, в котором собиралась пойти. Она любила это платьице, скромное, но изящное, но сейчас вдруг испугалась, что будет в нем недостаточно привлекательной для Оливера. Она выдернула из шкафа еще несколько нарядов, но не нашла ничего более подходящего, так что пришлось надеть черное.

Узкий прямоугольник солнечного света падал на пол спальни, освещая краешек белого ковра, который Фрэнни купила несколько месяцев назад на Петтикоут-Лейн,[5]чтобы немного оживить свою комнату. Иногда она казалась темной и гнетущей, несмотря на белые стены и высокий потолок, и Фрэнни чувствовала себя в ней неуютно. Окно, выходящее на полуподвальную лестничную клетку, только усиливало ощущение подземелья.

На стене висело несколько египетских папирусов, а на камине у нее стояли семейные фотографии. Там же лежали два маленьких кусочка мозаики, которые она нашла на своих первых раскопках. Ничто из того, с чем она каждый день имела дело в музее, не возбуждало в ней таких чувств, как ее собственные сокровища.

Фрэнни завершила приготовления в двадцать минут восьмого, и у нее впереди было еще сорок минут, которые она не знала, куда деть. Она оглядела свою гостиную. После вчерашней уборки комната выглядела немного лучше. Это было первое собственное жилье Фрэнни, и дешевая мебель и серость не играли для нее роли постольку, поскольку она наслаждалась свободой и независимостью. Ей нравилось играть роль хозяйки, когда к ней в гости приходили друзья. Но большинству из них, как и ей, была привычна подобная, более чем выразительная обстановка. Только сейчас, когда должен был прийти Оливер, Фрэнни обнаружила, что с неприязнью смотрит на страшный виниловый диван и кресла, обеденный стол с отслаивающимся покрытием под красное дерево и довольно ветхие тюлевые занавески.

Отпечаток ее личности лежал только на вставленных в рамку афишах прошедших в музее выставок, книгах и предмете ее радости и гордости – маленькой, простой глиняной древнеримской вазе, стоявшей на журнальном столике. Ваза напоминала по форме грушу и была довольно невзрачной; ручка и часть горлышка у нее были отбиты, а затем тщательно приклеены на место археологом-любителем, нашедшим ее в 1925 году.

Фрэнни часто думала о том древнем ремесленнике, который сделал эту вазу, пыталась представить себе его или ее. Глина говорила ей, что ваза сделана в Италии. Ее могли привезти сюда какие-нибудь иммигранты, вроде ее родителей. Она заплатила за вазу три года назад на Портобелло-роуд пятьсот фунтов в тот самый день, когда ей пришло письмо из музея с сообщением, что она принята на работу. Это было сиюминутное сумасшедшее желание, которое стоило ей всех сбережений, но Фрэнни никогда не жалела об этом.

Она выключила верхнее освещение, оставив лишь маленькую настольную лампу. В полумраке комната казалась почти уютной, и Фрэнни решила оставить так. Еще год, и она сможет купить где-нибудь собственную квартиру. Квартирка, конечно, будет совсем крошечная, но Фрэнни обставит ее по собственному вкусу.

Она взяла с дивана роман Джилли Купер, который только что начала читать, отметила про себя страницу и закрыла его. Девушка запихнула книгу на полку, достала сборник рассказов Ги де Мопассана, открыла, не глядя, и небрежно положила обложкой вверх на то же место на диване.

Ближе к восьми часам Фрэнни начала нервничать. Она зашла в спальню и взглянула на себя в зеркало. Отражение придало ей некоторую уверенность в себе. Короткое платье прекрасно подчеркивало фигуру и открывало ноги. Фрэнни хмурилась, но, заметив морщины на лбу, заставила себя расслабиться и улыбнуться. Яркая красотка в зеркале с темными блестящими волосами, обрамляющими ее лицо и спадающими на плечи, тоже улыбнулась ей. Она выглядела очень хорошо.

Она выглядела просто великолепно.

Фрэнни вернулась в гостиную, села и взяла Мопассана, полистала книгу, не в силах сосредоточиться. В квартире над ней работал телевизор, и были слышны приглушенные выстрелы. Ее часы показывали пятнадцать минут девятого. Половина девятого. Его все не было. Струсил. Обманул ее. Отправился куда-нибудь на бокс.

Вдруг она услышала шаги. По занавескам скользнула тень. Звякнул дверной звонок.

Фрэнни вскочила, заторопилась в холл и открыла дверь. Оливер Халкин выглядывал из-за огромного букета цветов. Он был рад, что отыскал наконец-то нужную квартиру.

– Прошу прощения за опоздание, – произнес он, протягивая ей цветы, словно бы смущавшие его. – Я надеюсь… вам понравится…

– О-о! – воскликнула она.

Аромат их затмил на мгновение влажное зловоние лондонской ночи: запах полных мусорных баков, выхлопных газов и пыли, он напомнил ей, что существует другой мир, мир парков и живой зелени.