Еще ее раздражала симпатия, с какой ее муж Эндрю относился к сумасбродной невестке. Молли с первого же визита в это семейство покорила его сердце, проявив неподдельный интерес к его обожаемой коллекции инструментов.

В первый раз, когда Джо привел ее в дом, Молли провела целый час в мастерской Эндрю, расспрашивая о его «наборе домашнего мастера» и преимуществах дрелей «Блэк-энд-Деккер» над «Бошем». Патриция, для которой дрели были не более интересны, чем результаты футбольных матчей в норвежском чемпионате, поджав губы, молча надраивала мебель.

– Да будет тебе, дорогая! – поддразнивал муж. – Тебе бы небось понравилось, если бы она расспрашивала о твоей новой стиральной машине с сушкой.

Настало воскресенье, а Молли с Джо так и не решили, поднимать ли щекотливый вопрос на семейном обеде.

Как всегда, Пэт дожидалась их, стоя перед окном их домика в небольшом приморском городке Мир-он-Си.

Это был элитный пригород Уэстбич-он-Си, хотя сам городок вряд ли можно было назвать элитным. Всего в часе езды от Лондона, городишко стал прибежищем самых колоритных – а по мнению Пэт, самых тривиальных – приезжих из лондонского Ист-Энда. У Мир-он-Си, по крайней мере, был налет достоинства, которого недоставало его более шумному соседу.

– Здравствуй, Молли, девочка, как добрались? – Эндрю, как ядовито заметила Пэт, всегда высматривал Молли и Джо с наблюдательного пункта в своей мастерской.

– Отлично, спасибо. – Джо с нескрываемой теплотой обнял отца. – Эдди всю дорогу проспал. Небось благодаря влитому в него двойному бренди.

Эндрю расхохотался. «Ну, как всегда», – подумала Пэт. В Эндрю было что-то такое, что располагало к себе. Даже собственного сына.

Чувствуя себя покинутой, она отступила на шаг, в тень, в своем желании сделаться незаметной едва не налетев на журнальный стол.

– Здравствуй, Молли, радость моя, – произнесла она ледяным тоном, когда через несколько мгновений все же вышла к остальным. Минуту она изучала грязные кроссовки невестки. – Не хочешь разуться в прихожей?

В доме Мередитов всем полагалось разуваться, дабы не пачкать «новый» бежевый ковер. То обстоятельство, что он лежал там уже пять с лишним лет, как-то ускользало от внимания Патриции. Молли это не удивляло: ее свекровь до сих пор держала стулья в столовой в целлофановых чехлах, как они прибыли из магазина. Ее всегда поражало другое: как мог Джо здесь вырасти? В этом доме невозможно было представить себе мальчишку с грязными коленками, бегающим в мокрых сапогах.

– Тебе не нужно покормить Эдди, пока мы не сели за стол? В гостевой комнате я приготовила полотенце. – Патриция не могла мириться с грудью, выставляемой напоказ перед всеми. Это полагалось делать в тиши холодной спальни.

– Ничего, он пока спит.

– Так. Тогда садимся?

Воскресный обед у Патриции всегда был одинаков, как любили ее мужчины. Это по-прежнему была говядина, несмотря на все страхи относительно «коровьего бешенства», – у Патриции просто не было времени обращать внимание на подобную ерунду. Единственной уступкой с ее стороны было покупать мясо не на кости, а только мякоть, и то лишь после того, как соответствующее распоряжение отдало правительство. Еще была жареная картошка, большой йоркширский пудинг, который вернее было бы назвать мясным пирогом, брюссельская капуста, морковь и покупной соус-хрен. Мужчины, чьи желудки были настроены не хуже фирменного рояля, обнаруживали изменения даже в том случае, если Патриция всего-навсего отоварилась в другой лавке.

Молли взглянула на Джо. Было видно, что он собирается с духом.

– Мам, я кое-что хотел спросить у тебя и папы.

– Но мясо пережарится! – провозгласила Пэт таким голосом, будто Джо по меньшей мере попросил перенести банкет лорд-мэра на другой день.

– Можно убавить огонь в духовке, – предложил Эндрю, поняв, что речь идет о чем-то серьезном. – Давайте-ка присядем. – Он проводил их в сияющую чистотой гостиную.

Как только все сели, Джо начал:

– Дело в том, мам…

– Надеюсь, вы не разводитесь? Не так быстро?

– Нет, – тихо сказал Джо. – Это то, о чем я давно думал, но боялся вас обидеть. Вы такие классные родители!

Внезапно Пэт стала похожа на старый футбольный мяч, на который наехал грузовик.

– Ты хочешь найти ее, да? Ты ведь об этом говоришь, я права?

– Я не хочу огорчать тебя, мам, – быстро произнес Джо. – От вас с папой я всегда видел столько любви, что можно только мечтать. Просто мне нужно понять самого себя. И выяснить, почему это произошло.

Наступившая тишина была такая белая, глубокая и леденящая, что Молли показалось, они все могут исчезнуть в ней навсегда.

Наконец Пэт произнесла тихим, усталым голосом:

– Я думала, ты счастливый сын.

Джо одним прыжком пересек комнату и обнял мать.

– Ты замечательная мама… – начал он, но Пэт не дала ему договорить:

– Такая замечательная, что тебе понадобилось искать другую. – Она повернулась к Молли и заговорила с таким сарказмом, что все опешили: – Это ты его надоумила, ведь так?! – Обида в ее словах шипела подобно расплавленному металлу, капающему в воду. – Мне он никогда об этом даже не заикался, ни разу, пока не появилась ты.

Эндрю всегда был ближе к неприятной действительности, чем его жена. Вот и сейчас он попробовал было возразить, но Патрицию уже понесло:

– Вы воображаете, что все понимаете, да? Вы, с высшим образованием, с вашим «Гардиан» и популярной психологией. У родной матери есть свое священное право, не так ли, а приемная не в счет!

Перепугав всех, Пэт вскочила и прижала к груди миску с орешками, закрываясь ею как щитом.

– Ты даже представить себе не можешь, что такое не иметь возможности родить! – продолжала она свою атаку на Молли. – Из года в год ты молишься, твердишь господу, что ты готова на все, заплатишь любую цену, – и все без толку. Ты идешь на обследование. Тебя скребут, тычут всякими железяками, вставляют в тебя неизвестно что. А потом начинают тебя жалеть. И ты вынуждена примириться. Какое унижение! А потом какая-то шлюшка залетает после перепихона в подворотне и выбрасывает ребеночка на помойку.

Молли вздрогнула от грубых слов. Из уст Патриции они звучали хуже самого грязного ругательства. Даже Эндрю был ошеломлен исходившей от жены злобой.

– И знаешь что? Даже после того, как тебе разрешают взять его себе, этого малыша, которого эта дрянь не желает, которого она просто выбросила, а ты любишь всеми силами души, тебе надо ждать еще много месяцев – представь себе: месяцев! – прежде чем он станет твоим. Она, видите ли, мать! Она обладает чуть ли не священным правом. Она может передумать и отобрать его, когда ей заблагорассудится. Ты не смеешь даже его любить. Ты можешь себе представить, что это такое? Можешь? А теперь этот чертов закон разрешает ему идти и искать ее.