– Да, – растерянно ответила я, чуть не выронив пакет с книгами и сумку с ноутбуком.

– Садись, я подвезу, – сказал он, открыв переднюю дверь.

– Ну, ладно… – Я, оглядевшись по сторонам, села рядом с ним.

Пять минут мы ехали молча. В салоне пахло яблоками и мужской туалетной водой, играл сборник лучших соул-хитов. Игорю нравилась такая музыка.

– Я посмотрел твои фотографии, – сказал Игорь, останавливаясь у круглосуточного магазина. – И у меня есть для тебя подарок. У тебя ведь день рождения скоро. Он на заднем сиденье в пакете. Не хочешь посмотреть?

– Хочу.

Игорь протянул руку, взял пакет и передал мне. В нем была квадратная коробка. Я нерешительно подняла глаза на водительское зеркало. Мне ответил взгляд пары темных глаз, молодых глаз, глаз шкодливого подростка… Стало холодно и немного жутко. Игорь улыбался мне через зеркало. Ему было за тридцать, но он смотрел на меня глазами ровесника. Это и нравилось, и пугало.

Игорь улыбался:

– Открывай уже. Чего ты боишься?

Я осторожно открыла ее. Внутри оказалась профессиональная цифровая камера. Та самая, которая была на шее у лысого мужика, приставшего ко мне в день, когда мы с Игорем познакомились. Камера Игоря.

– Это моя камера, – объяснил он. – Я не очень много снимал ею. Думаю, тебе пора переходить на более серьезную технику. У тебя хорошие снимки. С этой камерой они станут еще лучше.

– Я не знаю, что сказать…

– Обычно в таких случаях говорят спасибо.

– Спасибо.

– Предлагаю поехать завтра в Москву и поснимать город вдвоем. Сейчас красивая осень. Согласна?

– Согласна…

– Тогда я заеду за тобой в десять утра. Будь готова.

Эта прогулка была первой из многих, что были у нас после. Игорь надевал рваные джинсы, кроссовки и серую жилетку с десятком разных карманов. Голову прикрывал синей бейсболкой. Худой и высокий, с камерой на шее, во всей этой небрежной и простой одежде Игорь напоминал двадцатилетнего.

Мы гуляли, разговаривали, фотографировали. Игорь учил меня осмысленности, говорил что-то о композиции, советовал, как лучше.

К началу ноября, когда пришли морозы и снимать на улице стало холодно, я оказалась невыносимо и безнадежно в него влюбленной.

Я считала это ненормальным, противоестественным и неправильным – хотеть мужчину старше себя почти на шестнадцать лет. Тем не менее я уже не представляла, что можно было любить кого-то другого, продолжая вспоминать каждый разговор, каждую мелочь, каждый момент наших воскресных прогулок по городу.

Я пыталась внушить себе, что эти прогулки ничего не значат и нельзя их рассматривать как выражение симпатии, придумывать лишнее, фантазировать и мечтать.

Не к месту вспоминался конец августа, приглашение Оксаны, встреча в машине, загородный дом, ночной разговор в полуподвале, когда он сказал, что я лучше. Лучше Оксаны. А чем лучше – не объяснил. Или не захотел объяснять, а утром отвез домой. Выползая из его машины у дома, я была уверена, что больше никогда не увижу этого мужчину.

Мужчину, с которым хотелось быть рядом. Мужчину, от которого хотелось убежать. Мужчину, которого я боялась.

Ночью я стояла на балконе, завернувшись в махровый халат поверх одежды, смотрела на крыши домов, на взлетающие то и дело самолеты в Шереметьево, на стаи машин внизу и курила.

Скрипнула дверь. Пришла Оксана и села в кресло рядом.

– У нас ничего нет, – пыталась объясниться я. – Он читает у нас лекции по страноведению и истории развивающихся стран. Мы просто фотографируем вместе, по выходным. Он просто проводил меня…

– Это все совсем не просто, – улыбнулась Оксана.

Я пожала плечами, стряхнула пепел на пол и передала Оксане сигарету. Она была последней. Спускаться за новой пачкой было темно и поздно.

– Я бы не влюбилась, – сказала Оксана. – В таких нельзя влюбляться. Я бы просто спала с ним. Так проще. Любовь к такому человеку – неуместное и ненужное излишество. Бестолковая, но слишком дорогая роскошь. Он может оставить после себя выжженную пустыню. Будь осторожна. Кстати, у меня диван старый, еле раскладывается, а еще пружина упирается в бок.

– Давай купим тебе новый? – предложила я. – Тебе ведь не нужен дорогой. Скинемся поровну.

– Надо поговорить с Санчесом, куда деть старый. Да и холодильник сломанный тоже надо выбросить. Слушай, а может, и ремонт сделаем, если разрешат? Я бы поклеила везде новые обои, повесила бы другие шторы. Картины какие-нибудь на стены или фото. В своей комнате хочу снять ковер. В нем живет моль. А вместо него повесить три фотографии в квадратных рамках.

– А я хочу, чтобы было много-много цветов. В моей комнате и на балконе можно будет посадить весной. У нас дома в каждой комнате растут цветы, даже на кухне весь подоконник в цветах.

– Я могу притащить несколько горшков, возьму у своих, – сказала Оксана. – В шестом классе биологичка дала задание – вырастить за лето какое-нибудь растение в горшке и в сентябре принести в школу, чтобы озеленить кабинет биологии. Кабинет был душным, там жили волнистые попугаи и вечно воняло птичьим дерьмом. И в этот ад я должна была принести свой цветок. Я его вырастила, но не отдала и получила «пару» – единственную «пару» за все десять лет учебы. Он до сих пор у меня растет, бабушка за ним присматривает, поливает, пересаживает. А я ведь даже не знаю, как он называется. Листья у него зеленые и бархатные, а ворсинки сиреневые. Принести тебе?

– Приноси, – смеялась я.

– Биологичке не доверила, а тебе доверю. Еще нужен новый телефон, а этот совсем старый, треснутый. Постепенно все сделаем.

Я вернулась в комнату и отодвинула нижний ящик шкафа, где лежала небольшая картонная коробка светло-оранжевого цвета. Внутри была стопка черно-белых фотографий – будто тихий привет из прошлого.

Мужчины и женщины, которых я никогда не видела. Семьи, о чьей жизни я вряд ли когда узнаю. Были они счастливы здесь или нет?

Взрослеющие по кадрам дети, с каждым кадром все быстрее и быстрее, пока их непрерывный поток не превратится в черно-белое немое кино.

На первом фото ей три, на втором пять, на третьем у нее две косы с бантами на концах, на четвертом короткая стрижка и большой щенок в руках, на пятом она с родителями на море, на шестом заканчивает школу, на седьмом они сидят с младшей сестрой в моей – теперь моей комнате, держат на руках пухлого смешного ребенка, на восьмом – она студентка, на девятом – обнимает высокую худую девушку в свадебном платье, а десятая уже цветная.

Кудрявая девочка с фото в круглой рамке была старше меня на целую жизнь.

До седьмого класса Катя росла удобным ребенком. Она не носила из школы «двоек», не прогуливала уроки, не получала замечаний, не водилась с дурными компаниями и не встречалась с мальчиками. До тринадцати лет у родителей не было проблем с тихой и замкнутой Катей.