Горничные не из болтливых, работают в отеле по несколько лет и задержались на своём месте исключительно по причине тотального доверия.

Девочки тоже иногда халтурят, заигрывая с клиентами в надежде на хорошие чаевые, но я в койку ни к кому не лезу. Каждый решает сам, где заканчиваются границы правильности его поступков.

Снова и снова щёлкаю пальцами, нервно перебирая край пальто и, наконец, не выдерживаю.

‒ Остановите здесь, пожалуйста.

‒ Судя по адресу, до вашего дома ещё пара кварталов. ‒ Лис посматривает на светящийся экран, где проложен путь до пункта назначения.

‒ Зайду в магазин. ‒ Указываю на гипер, который по счастливой случайности прямо перед нами. ‒ Продукты куплю для ужина.

Лис молча кивает, удовлетворённый причиной такой остановки, и паркуется.

‒ Есть для кого готовить ужин? ‒ Странный вопрос прилетает неожиданно. Какая ему разница? Его-то, вероятно, жена ждёт дома с запечённой курочкой или другими деликатесами.

‒ Да. Есть. ‒ Пожимаю плечами, вспоминая про Мишу, который теперь, приходя с работы, поглощает всё, что наготовлено. ‒ Мой мужчина тот ещё обжора, ‒ улыбаюсь, но улыбка тут же сползает, когда ловлю на себе взгляд Кретова с явным разочарованием и толикой злости. Что не так? Как будто я ему клялась в вечной любви, а сейчас он неожиданно узнал о моей неверности. Странно… И удивительно. Знакомы меньше суток, а вопросы слишком личные. ‒ Доброй ночи.

‒ И вам. До завтра, Лана, ‒ хрипло выдаёт, а шуршащие нотки в его голосе проскальзывают мурашками по телу.

Странная реакция у меня на этого мужчину. В эту же минуту решаю, что это был первый и последний раз, когда Лис подвозил меня домой. Больше наедине я оставаться с ним не желаю. Только при свидетелях, в отеле, максимум вдвоём для обсуждения дел, но никаких после.

К тому же, Кретов женат, и ещё неизвестно, насколько ревнива его жена по шкале от одного до десяти. В отеле многого насмотрелась и супружеские разборки не такая уже и редкость.

Заскакиваю в гипер и, набрав продуктов, бегу домой, чтобы накормить Мишу. Этот ленивец не в состоянии обслужить самого себя и пожарить элементарную яичницу. Сдохнет от голода, но пальцем не пошевелит для себя любимого. Закажет пиццу или роллы, только чтобы не создавать самому себе проблем.

‒ Миш, ты дома? ‒ кричу из прихожей, освободившись от тяжёлых пакетов.

‒ Да. Тут, ‒ выходит, что помочь закинуть продукты на кухню.

‒ Ну, как работается?

‒ Хорошо. Мне нравится, действительно нравится.

‒ Как начальник?

‒ Не знаю. Видел один раз мельком пару минут. Сегодня исчез после обеда и не появился, пока не закрылись, а мне нужно к нему на собеседование попасть. Может, завтра. ‒ Миша водружает пакеты на стол и разворачивается, чтобы уйти. ‒ Позови, когда будет готово.

‒ Не поможешь мне? Так быстрее ужин будет. Ты и сам мог что-нибудь приготовить. ‒ Переволновавшись сегодня и проведя полдня в напряжении, чувствую себя разбитой и неспособной на кулинарные подвиги.

‒ Ты же знаешь, систер, я не люблю готовку.

‒ А если сам останешься, кто тебя кормить будет? ‒ Скидываю сумку на стул и начинаю чистить картошку.

‒ Почему сам? Ты куда-то собралась? ‒ Миша оседает на стул в недоумении.

‒ Сейчас нет, но когда-нибудь у меня будет своя семья и дети, а тебе придётся создать собственную.

‒ Зачем? Я буду жить с тобой.

‒ В смысле? ‒ Таращусь на брата. ‒ Ты всю жизнь со мной собрался жить?

‒ Да. А что такого? Ты же не прогонишь любимого брата из-за какой-то там семьи?

На минуту теряю дар речи, отвыкшая от подобных разговор. Была уверена, что Миша немного повзрослел, чтобы понимать ‒ я тоже хочу встретить мужчину и связать с ним свою судьбу, но, видимо, мой двадцатиоднолетний брат застрял в подростковом возрасте.

‒ Миша, я хочу своей жизни. И ты захочешь, когда встретишь девушку, с которой будешь счастлив. Каждому из нас хочется чего-то своего, личного, закрытого. Ты совершеннолетний, а уже давно тебе не нянька, чтобы везде таскать с собой. Работай, учись заботиться о себе и жить самостоятельно, как все нормальные люди. Пора уже взрослеть. Пока у тебя в голове лишь развлечения и друзья.

‒ А что в этом плохого?

‒ Ничего. При условии, что развлекаешься ты за свой счёт. Твои друзья работают?

‒ Да. А теперь и я.

‒ Надолго ли? ‒ Поворачиваюсь, не в силах удержаться от шпильки в адрес брата. ‒ Пока что, ты ни на одном месте не задерживался дольше двух месяцев, придумывая тонну отговорок: не платят, мало платят, начальник на тебя не так посмотрел, очень устаю, скучно, не нашёл общий язык с коллективом. Я могу и дальше перечислять длинный список озвученных тобой за два года причин. У меня вот в жизни пока что единственная работа была ‒ отель, в котором я уже девять лет. Начинала с простой горничной и добилась места управляющего свои трудом и желанием показать начальству, что я заслуживаю большего. А ты сливаешься, как только сталкиваешься с малейшими трудностями. Учись решать проблемы, для начала, хотя бы свои собственные, не обращаясь постоянно ко мне.

‒ Я не виноват, что у меня не было родителей! ‒ Понеслась. Давно мы не сталкивались лбами на этой почве.

‒ И у меня не было. Напоминаю тебе об этом. ‒ Стараюсь быть спокойной, но нож то и дело выскакивает из трясущихся пальцев.

‒ Не ты провела в детском доме два года! ‒ озлобленно выкрикивает, нависая надо мной.

‒ Не два ‒ полгода, а потом сделала всё, чтобы забрать тебя. Я работала, чтобы получить опеку над тобой.

‒ Плохо работала, если тебе потребовалось долгих два года, которые я провёл в аду!

‒ Про ад ты, конечно, перегибаешь, если начистоту, но приятного мало, соглашусь. Семь лет прошло, пора бы уже переживать это и пойти дальше.

‒ Напоминаю ‒ ты мне должна! Ты взяла опеку надо мной! ‒ почти кричит, размахивая длинными руками и задевая посуду на столе.

‒ Да, до совершеннолетия, но тебе уже двадцать один и ты отвечаешь за себя сам. К тому же, за четыре года опеки я достаточно вытаскивала твою задницу из передряг, в которые ты попадал с завидной регулярностью, так что свой ад я тоже прошла.

‒ Ах, вот как! А как же помощь родному человеку, а?

‒ Знаешь, какая-то однобокая помощь у нас получается, тебе не кажется? Я для тебя всё, а ты в меня претензиями бросаешься при каждом удобном случае. Я миллион раз извинялась перед тобой за невозможность забрать сразу из детского дома, объясняя почему и как так вышло, но ты меня будто не слышишь, твердишь одно и тоже. Тебе нравиться строить из себя маленького обиженного мальчика? ‒ Прищуриваюсь и перехожу на визг в желании донести в сотый раз до Миши всё, что мы уже неоднократно обсуждали. ‒ В зеркало давно на себя смотрел? Ты выше меня на две головы и больше в три раза. Не похож уже на ребёнка.