Первые шаги союза обеспечили ему единодушную и восторженную поддержку: союзники изгнали персов из опорных пунктов на материке и сделали плавание по Эгейскому морю безопасным, уничтожив оплот пиратов на острове Скирос. Победа следовала за победой, персидская угроза казалась все менее реальной, и потому некоторые участники стали считать, что союз и его обременительные обязательства более не нужны. Афиняне, однако, справедливо полагали, что персидская угроза никуда не делась и будет только нарастать по мере ослабления бдительности греков. Фукидид однозначно указывает, что основными причинами последующих восстаний были отказ союзников предоставить согласованное количество кораблей или денег в казну союза, а также собрать необходимое число воинов. Афиняне «строго взыскивали недоимки, не останавливаясь перед принудительными мерами. Поэтому-то власть афинян стала в тягость людям, не привыкшим к притеснениям и не склонным их переносить. И вообще господство афинян не было уже теперь так популярно, как прежде. В совместных походах афиняне обращались с союзниками не так, как с равными, и если кто-нибудь из них восставал, то восставших без труда вновь приводили к покорности. Впрочем, виноваты в этом были сами союзники. Действительно, из малодушного страха перед военной службой (только чтобы не находиться вдали от дома) большинство из них позволили обложить себя налогом и вместо поставки кораблей они предпочитали вносить надлежащие денежные суммы. И таким образом афиняне получили возможность на средства союзников увеличивать свой флот, а союзники, начиная восстание, всякий раз оказывались неподготовленными к войне и беззащитными»[22].

Менее чем через десять лет после создания, возможно в 469 г. до н. э., Делосский союз одержал сокрушительную победу над персидским войском и флотом в устье реки Эвримедонт в Малой Азии. Это поражение персов усилило беспокойство союзников, равно как и суровость и непопулярность афинян. Восстание и осада Фасоса, с 465 по 463 г. до н. э., чему причиной послужил спор между афинянами и фасосцами, лишь опосредованно связанный с делами союза, также способствовал усугублению страхов союзников.

Первая Пелопоннесская война (ок. 460–445 гг. до н. э.) изрядно истощила афинские ресурсы и содействовала распаду союза. Крах афинской экспедиции в Египет в середине 450-х гг. вызвал в Афинах шок, ускоривший трансформацию союза в империю. Многим, должно быть, казалось, что афинское могущество подорвано, и это спровоцировало новые восстания. Афиняне отреагировали быстро и решительно, подавив мятежи, а затем приняли меры, чтобы впредь исключить подобное. В некоторых городах они поставили демократические правительства, дружественные Афинам и зависимые от них. В других полисах разместили военные гарнизоны, в третьи направили своих чиновников для наблюдения за поведением бывших мятежников, а порой комбинировали эти методы. Все они, безусловно, являлись нарушением автономии союзных полисов.

В 440-х гг. Афины еще более ужесточили контроль над империей. Они ввели в союзе использование афинских мер, весов и монет, закрыли местные монетные дворы и тем самым лишили союзников «зримых» символов суверенитета. Также они стали пристальнее следить за сбором союзных платежей и требовали, чтобы суды над лицами, виновными в задержках и недоимках, проходили в Афинах. Они использовали военную силу против полисов, которые восставали и отказывались платить союзные налоги. Иногда афиняне отбирали у мятежников территории и основывали на них колонии с населением из верных союзников или афинских граждан. Когда население подобной колонии состояло целиком из афинян, ее называли клерухией. Эта колония не являлась независимым полисом, ее жители сохраняли афинское гражданство. Подавляя очередное восстание, афиняне обычно устанавливали в завоеванном городе демократическое правление и заставляли горожан принести клятву верности. Вот клятва, которую пришлось принести жителям Колофона:

«Я буду поступать, говорить и советовать то, что я смогу, прекрасным образом и доброжелательно в отношении народа Афин и их союзников и не предам афинский народ ни словом, ни делом, ни сам я, ни будучи убежден другими, и буду любить афинский народ, и не стану перебежчиком, и демократию не разрушу в Колофоне ни сам я, ни поддавшись убеждению других, и не удалюсь в другой город, и не подниму тотчас восстание; в соответствии же с искренней клятвой буду это соблюдать без обмана и не причиняя ущерба, клянусь Зевсом, Аполлоном и Деметрой; и если нарушу клятву, то пусть погибну сам и род мой навеки, мне же, соблюдающему клятву, пусть наградой будут многие и хорошие блага»[23].

Чуть позже аналогичную присягу принесли жители Халкидики, правда, в данном случае они клялись в верности не союзу, а только афинскому народу.

Радикальный шаг по трансформации из союза в империю был предпринят в 454–453 гг., когда союзную казну перенесли с Делоса в афинский Акрополь. Формальным поводом для переноса послужила опасность персидского нападения на острова Эгейского моря после катастрофического поражения афинян в Египте и угроза войны со Спартой. Мы не знаем, насколько обоснованными были эти опасения, но афиняне не тратили времени попусту, не желая рисковать имуществом. С этого года и почти до конца Пелопоннесской войны афиняне брали шестидесятую долю союзных платежей в качестве подношения Афине Полиаде, богине-покровительнице их города, а также и покровительнице союза. Причем «долю богини» они вольны были использовать как им вздумается, вовсе не обязательно на благо союза.

Изменения настолько важные и радикальные, что они превратили добровольный союз в империю, в основном принудительно управляемую Афинами, требовали юридического обоснования, как было принято у древних греков. Во многих отношениях греки напоминали другие античные народы своим отношением к власти, завоеваниям, империи и выгодам, которые те предлагали. Они рассматривали мир как поле жестокой конкуренции, где победа и владычество, сулящие славу, считались наивысшими целями, а поражение и подчинение трактовались как постыдное унижение. Они всегда чтили кредо, сформулированное Ахиллом, величайшим героем греческих преданий: «Во всем быть первым среди прочих». Когда легендарный мир аристократических героев уступил место миру городов-государств, состязания между людьми, домохозяйствами и кланами переродились в поединки и войны между полисами. В 416 г. до н. э., спустя десять лет после смерти Перикла, афинские послы так объясняли мелосцам свою точку зрения на международные отношения: «О богах мы предполагаем, о людях же из опыта знаем, что они по природной необходимости властвуют там, где имеют для этого силу»[24].

Тем не менее «Мелийский диалог», как стали именовать позднее этот знаменитый отрывок Фукидида, образчик международной Realpolitik античного мира, представляет собой характерный пример этической двусмысленности статуса Афинской империи. Суровые слова афинян вынуждают мелосцев заявить, что «божество нас не умалит», ибо Афины ведут себя несправедливо по отношению к нейтральным государствам. Да, жалоба мелосцев могла относиться к каким-либо конкретным действиям афинян, реальным или планируемым, но она была воспринята прочими греками с глубоким сочувствием. Греки не разделяли современных предрассудков по поводу могущества и сулимых последним безопасности и славы, однако их собственный исторический опыт отличался от опыта других древних народов. Их культуру сформировали не великие империи, а малые автономные полисы, и они привыкли полагать, что свобода является естественным состоянием людей, взращенных в подобной среде. Граждане должны иметь личную свободу и свободу выбора конституций, законов и обычаев, а города должны иметь возможность свободно строить свои дипломатические отношения и конкурировать с другими за власть и славу. Греки также верили, что свобода, возможная благодаря правилам жизни полисов, создала новый, особенный тип гражданина и особенный тип власти. Свободные и автономные полисы, по их убеждению, превосходят любые империи. Поэт VI столетия до н. э. Фокилид сравнивал греческий полис с грандиозной Ассирийской империей: «…малый град, на утесе стоящий, / Правопорядок блюдя, превосходит град Нина безумный»[25].