Уже вечерело, когда они прибыли в Риверсли-Даунс. Макс свернул с главной дороги на грязный проселок. Их внезапно со всех сторон окружили эвкалипты, отбрасывавшие тень вперед.

Кэрри чувствовала усталость, хотя дремала почти всю дорогу, но теперь она села, резко проснувшись, чтобы все рассмотреть. Так, значит, это и есть земля Макса. И ее тоже, ведь она его жена.

Как же трудно поверить, что она потенциально могла владеть таким большим участком земли. Когда она росла в Сиднее, их участок состоял из газончика перед домом размером с носовой платок и небольшого заднего дворика. А теперь многочисленные повороты дороги позволяли ей видеть бесконечные загоны для скота и коров на зеленых пастбищах. Она весьма смутно представляла себе, какой они породы, – наверное, мясной, а может, и молочной?

Очень часто Кэрри натыкалась взглядом на русло реки, широкой и сонной, с плавными поворотами, песчаными пляжами и берегами, поросшими хвощом и тутовыми деревьями, тянувшимися гибкими ветвями к самой воде.

– Представляю, как здорово плыть по такой красивой реке на лодке, – сказала она Максу.

– Да, неплохо.

Он криво улыбнулся.

– А мы плавали? У нас здесь имеется лодка?

– Когда ты приехала сюда, это было твоим первым желанием. Мы плыли до самого Вайтхорс-Крик и ночевали в палатке у Биг-Бенд.

– Боже. – Кэрри не помнила, чтобы когда-либо в жизни плавала на лодке или ночевала в палатке, даже когда училась в школе. В детстве она была зачарована историями о Покахонтас и Гайавате, а потому пришла в восторг от того, что у нее есть собственная лодка и на ней можно плыть по безмолвной прекрасной реке, медленно несущей воды под нависающими деревьями, и ждать, что же откроется за следующим изгибом русла.

– Мне нравилось?

Вопрос вызвал еще одну кривую улыбку на лице Макса.

– Да.

Она без труда представила себя в лодке, но картинка растаяла, когда она подумала о палатке в буше, и что спать приходилось в спальном мешке прямо на земле. Интересно, это был двуспальный мешок, они с Максом спали вдвоем?

Черт. Почти каждый раз, когда она думала о жизни с этим мужчиной, мозг тут же переключался на секс. Чем больше времени она проводила с ним, тем чаще это происходило. Ей было очень любопытно узнать, как сложилась их любовная жизнь. Да она просто сходила с ума от этих мыслей.

Она всегда почти с отчаянием ощущала физическое присутствие Макса. Еще бы, ведь он такой большой и мускулистый. И конечно, Кэрри не могла не обращать внимания на его рост и силу, не думать о нем как о любовнике. Ее любовник! Она все время думала о том, какими секретами они делились в спальне.

И как же ей хотелось отбросить эти навязчивые мысли. Пока память не вернулась, разумнее всего забыть, что Макс ее муж. Она думала о нем как о вежливом незнакомце, который сдал ей дом на день или два.

К сожалению, мысль, что этот мужчина действительно был ее любовником, невозможно выключить. Она, как электрический ток, пробегала по Кэрри, заставляя постоянно дрожать и вспоминать о его широких плечах и сильных руках. О том, как волосы сзади падают ему на шею. Все в нем привлекало ее внимание. Чувственный изгиб губ. Огонек, таящийся в синих глазах и намекающий, что он знает о ней то, что скрывает от нее ее память.

Ей было очень неловко, и она с радостью отвлеклась на дорогу, открывшуюся в густых зарослях. Потом они снова выехали на равнину, поросшую травой. Впереди раскинулась ферма, окруженная газонами, живыми изгородями и большими старыми тенистыми деревьями, а за ними пастбища с бледно-зеленой травой.

Кэрри попыталась вспомнить, видела ли она все это раньше, но вспоминались лишь фотографии буша, которые она видела в журналах.

Насколько можно судить, ферма была вполне типичной. Низкий широкий дом, с деревянными стенами, покрашенными белой краской, с железной крышей и широкими, дающими тень верандами, окружавшими строение с трех сторон. Подвесные корзины с папоротниками на них манили прохладой. Кэрри увидела стол и стулья, выставленные на траве в тени одного из деревьев.

За домом находился скотный двор из выгоревших досок и мельница, ставшая символом буша, медленно крутившая крыльями на фоне оранжевого послеполуденного неба. Дальше стояли навесы для тракторов и другой фермерской техники, кроме того, один или два домика поменьше.

Пока они подъезжали к дому, на передней веранде появилась собака – золотой лабрадор, – завилявшая хвостом. Она сбежала по ступеням и бросилась к ним через газон.

– Какая роскошная собака! – восхитилась Кэрри.

– Она твоя, – пояснил Макс. – Ее зовут Кловер.

– Я назвала собаку Кловер?

Он усмехнулся:

– Ты даже настаивала.

Когда она была маленькой, у нее была любимая книга о золотом щенке по имени Кловер. Как же она любила эту книгу и как удивилась сейчас, что не только вышла замуж за человека, которого не знала, но, оказывается, еще и завела настоящую собаку по имени Кловер.

Макс свернул на подъездную дорогу перед фермерской усадьбой, покрытую гравием. Кловер нарезала счастливые круги, поджидая, когда выйдет Кэрри.

Макс вышел из машины первым.

– Потише, – приказал он, взяв собаку за ошейник и придержав у своих ног. – У нас было долгое путешествие, и Кэрри устала. Мы не хотим, что ты свалила ее на землю.

Благодарная за его вмешательство, Кэрри вздохнула. Она никогда не была собачницей, а ведь огромная Кловер явно собиралась прыгнуть на нее. Макс открыл дверцу и подал ей руку, чтобы помочь выйти.

Собака послушно стояла и жадно смотрела на Кэрри коричневыми глазами, размахивая хвостом, как метроном.

– Можно ее погладить? – спросила Кэрри.

В глазах Макса промелькнула явная боль.

– Конечно. Она не рабочая собака. Это твоя собака. Ты взяла ее в шесть недель. – С натянутой улыбкой он добавил: – Она любит, когда ей чешут за ушами.

– Ладно. – Кэрри знала, что глупо бояться. У Кловер вовсе не злое, а, напротив, доброжелательное выражение на морде. Она почти улыбалась.

– Привет, девочка, – поприветствовала Кэрри, осторожно дотрагиваясь до головы собаки. Ее золотистая шерсть была короткой и шелковистой. Кэрри потрепала собаку за уши и сумела не отпрянуть, когда Кловер поблагодарила, лизнув ей запястье влажным языком.

– Она скучала по тебе, – сказал Макс, выглядевший невероятно грустным.

Собака подошла ближе, прижалась теплым телом к ногам Кэрри. Макс сделал три шага к веранде и открыл входную дверь.

Кэрри последовала за ним.

– Кловер – домашняя собака? Ее пускают в дом?

– Конечно, особенно когда на улице гроза. Она ужасно боится шума, молний и грома.