Например, на первой картинке была изображена соблазнительно изогнувшаяся женщина с пышными белокурыми волосами, в алом, напоминающем греческие туники одеянии. Она как вспышка пламени выделялась на темном фоне. Полина присмотрелась — то ли это был лес, то ли сад, но определенно что-то растительное за спиной женщины угадывалось. Ничего пошлого или откровенного в картинке не было. Женщина даже не была обнажена. Но Полина вдруг ощутила, как по коже пробежали мурашки, а от пристального взгляда нарисованной красотки она покраснела, настолько бесстыдным и откровенным он был.

Полина поспешила перевернуть страницу. Но на прочтении заглавия сосредоточиться не удалось, и она перелистнула следующую страницу в поисках иллюстраций. Теперь та же блондинка стояла к ней спиной, не то на краю башни, не то на краю обрыва, и искоса через плечо смотрела Полине прямо в глаза с чарующей, но какой-то порочной улыбкой, словно манила в полет.

Полина почувствовала, что ее губы приоткрываются в такой же зовущей улыбке, наливаются страстью, становятся пухлее. Ресницы томно опустились на глаза, а вся она словно налилась невидимой силой. Боже, просто мистика! — усмехнулась самой себе Полина. Но и усмешка эта была исполнена неги и томности.

Полина листала книгу и чувствовала, как наливается неведомой ей искусительной силой, даже грудь ее округлилась, увеличилась, соски налились и стали выпирать из бюстгальтера. Да что же это такое? Полина не выдержала, вскочила со стула и подбежала к зеркалу. На нее смотрело ее обычное отражение. Русые волосы, подстриженные каре, зеленые глаза, ресницы, нос, рот, шея. Все как всегда. Пожалуй, только румянец на щеках не обычный, а какой-то горячечный.

— Вот ведь дурочка, — усмехнулась Полина. — Нафантазировала, напридумывала.

Она вернулась за стол и прочла следующее: «Улыбайся легко, губ не размыкая, и улыбка твоя должна нести тайну, а глаза страсть. На кавалера смотри издали, коротко, словно стрелу пускаешь. Обожги взглядом. Пообещай. Обмани. Когда подойдет и заговорит, в глаза прямо не смотри, лишь искоса из-под ресниц, бросай кроткие взгляды. Кротость притягивает, откровенность отпугивает. Тайна — главное оружие женщины».

— Экая невидаль! — фыркнула Полина. — Только где ее взять, тайну, когда ты сплошная проза? — заправляя за ухо жиденький прямой локон, проворчала она.

«Ходи плавно, ступай шагами мелкими, скользящими, плавно изгибай стан и покачивай бедрами. Не выставляй напоказ свои прелести, лишь дразни, обещай многое, имея малое».

— Вот это про меня, — взглянув на свой скромный бюст, заметила Полина.

«Назначая свидание, будь осторожна, репутация женщины хрупка, как хрустальная чаша, и так же безвозвратна». Чушь. «Свидание должно достаться кавалеру лишь после долгих ухаживаний, мук неизвестности, ревности и преодоления препятствий, лишь тогда оно принесет сладость обоим и станет достойной наградой». Гм.

Полина протянула руку, чтобы перевернуть страницу, но она не переворачивалась. Попробовала подцепить ноготком. Опять не вышло. Может, на книгу что-то пролили и страницы слиплись? Но передний обрез был в идеальном состоянии, позолота свежа, и на ней не виднелось ни единого пятнышка. Полина внимательно осмотрела книгу. Склеилось никак не меньше десяти страниц. Возможно, их склеили намеренно? В книге скрывается чья-то любовная тайна? Полина почувствовала, как любопытство мелкими мурашками пробегает по коже.

Недолго думая, она взяла тоненький нож для разрезания бумаги и как можно аккуратнее разделила страницы. Первая, вторая, третья, четвертая, и лишь между пятой и шестой страницами она обнаружила небольшой плоский конверт из плотной бумаги, пожелтевший, с темными пятнами, но без каких-либо пометок. Ни адресата, ни отправителя на конверте указано не было. Конверт был заклеен, но ничего нащупать в нем Полине не удалось. А может, там нет никакого письма, а, к примеру, насыпан ядовитый порошок? — вдруг испугалась Полина. А может, приворотное зелье, учитывая тематику книги? Впрочем, яд в тематику тоже укладывался.

Она еще раз внимательно осмотрела конверт. Определить, насколько он стар, не получалось. Полина не имела ни малейшего представления, как выглядит, например, пергамент или бумага шестнадцатого века. Посидев еще немного, она решила, что все это глупости и плод ее воспаленной фантазии. Часы показывали второй час ночи, а потому голова, очевидно, работала уже с проворотами. На всякий случай Полина осторожно понюхала конверт, тихонько потрясла, прислушиваясь, и, ничего не услышав, смело взялась за нож для разрезания бумаги. Осторожно вскрыла конверт, и на стол выскользнул тоненький сложенный пополам листик рисовой бумаги, исписанный бисерным почерком с изящными завитушками. Обращения на письме не было.

«Ну, слава богу, не отрава», — выдохнула с облегчением Полина, взглянув в глаза коварно усмехающейся блондинке. На развернутой перед Полиной иллюстрации она, облаченная в черный плащ, шла среди могил по ночному кладбищу. Очевидно, эта картинка и навела Полину на мысль о ядах и приворотных зельях.

«Белладонна, собранная в полнолуние на кладбище, истолченная кость почившей юной девы, капля крови младенца…»

Дальше Полина читать не стала, точно, рецепт приворотного зелья. Гадость какая! Она отодвинула подальше книгу с коварной обольстительницей и взяла в руки листок, выпавший из конверта.

Французский? Нет, не только. По-французски был написан лишь первый абзац. Затем следовали немецкий и английский. Последний абзац был написан, судя по всему, на латыни. Полина владела французским и английским, средневековую латынь они изучали на первом и втором курсах. Разумеется, она уже все забыла, но со словарем перевести сумеет.

Что же это такое? От листочка веяло старинной тайной.

— Поля, ты что, еще не спишь? — раздался из-за двери обеспокоенный голос мамы. — Ты что, плохо себя чувствуешь? Заперлась… Поля?

— Извини, мам. Это я так, случайно, — поднимаясь со стула, поспешила успокоить ее Полина. — Книжку с работы интересную принесла, вот и зачиталась.

— Поль, тебе же завтра на работу, не выспишься, — попеняла ей мама. — Ложись уже, завтра дочитаешь.

Пришлось подчиниться. Мама все равно не отстанет. Переодевшись в ночную рубашку, Полина аккуратно сложила в конверт листочек, конверт положила в книгу, на цыпочках, неслышно ступая по ковру, подошла к книжному шкафу и засунула книгу на самый верх. Мама хоть и ослепла, но, тем не менее, проявляла удивительные бдительность, ловкость и смекалку в деле присмотра за Полиной.

Может, потому Полина до сих пор и не замужем? Лучше бы мама, чем за ней следить, училась самостоятельно ходить по городу, в магазины и аптеки. И не потому, что Полине это сложно, а потому, что, изображая из себя беспомощную жертву обстоятельств, она все крепче и крепче привязывала к себе дочь, сужая не только свой мир, но и мир Полины до четырех стен их скромной двухкомнатной квартиры. Полина всхлипнула в подушку от жалости к себе, но испугавшись, что мама услышит, подавила в себе и слезы и жалость. Даже этого она себе не могла позволить! Начав жалеть Полину, мама бы в конце концов плавно перешла на жалость к себе, и Полине пришлось бы до утра уверять маму, что она ей не в тягость, что она ее очень любит, никогда не бросит, что они всегда будут вместе, и прочее в том же духе. А потом мама счастливая пойдет спать, а Полина с больной головой на работу. Лучше уж и не начинать.