В конце концов, я всего лишь человек, и у меня есть эмоции. Но я должна была оставаться профессионалом настолько, насколько могла: у меня был только один шанс выполнить все правильно. Что бы я ни сделала, они запомнят эту ночь на всю оставшуюся жизнь.

Поначалу Джессика молчала, казалось, полностью погруженная в боль и смятение, и только время от времени обнимала Адама и тихо плакала. Затем, через пару часов, она начала открываться мне. Мы не сразу заговорили о ребенке: похоже, ей не хотелось говорить о самом страшном. Вместо этого мы обсуждали фильмы, музыку, телешоу. Мы говорили о работе: Джессика работала в строительной компании, хотя на самом деле была учительницей. У нас шли разговоры обо всем, лишь бы отвлечься от того, через что ей пришлось пройти. Иногда, только иногда она замолкала и заливалась слезами. Затем в палате воцарялась печальная тишина, пока женщина пыталась восстановить силы.

Через несколько часов Джессика призналась мне:

– Думаю, хуже всего то, что я не знала. Это был просто обычный день, я думала о том, какой ужин приготовить вечером, и заканчивала картину в детской. А ведь ребенка уже не было в живых. Как я могла не знать?

– Полагаю, ничего не изменилось, – ответила я. – Ваше тело не знает, что случилось с ребенком. Вы все еще беременны, так что оно производит все соответствующие гормоны. И это могло случиться очень быстро, прямо перед самым приемом.

– Я думала, он двигался прошлой ночью. Я действительно так думала. Если малыш лежал тихо некоторое время, я всегда замечала. Днем он почти не двигался, но ночью, когда я лежала с поднятыми ногами, он начинал извиваться и пинать меня. Вот только последние две недели он почти не брыкался.

– Это нормально, – успокоила я женщину. – Ребенок так сильно вырос за последние несколько недель, что ему как бы не хватало места.

– Знаю, знаю. Так говорилось во всех книгах, так что я перестала ожидать, что к концу дня почувствую сильный толчок. Я перестала прислушиваться к нему. Это было ошибкой, правда?

– Не вините себя, – сказала я.

– Когда это случилось? – спросила Джессика. – Я просто хотела бы знать. И почему? Я на восьмом с половиной месяце беременности. Почему он жил так долго, чтобы умереть сейчас?

Даже мертворожденные дети – это все равно чудо жизни. Они прекрасны, как и все крошечные создания, приходящие в этот мир.

Она разрыдалась, и тогда я обняла ее и прижала к себе. Это было единственное утешение, о котором я подумала и которое в тот момент могла предложить. Слезы стояли и у меня на глазах. Джессика мучилась, пораженная горем, болью, смятением и чувством вины одновременно. Мне, безусловно, и близко было не представить ее состояние. Но я точно знала, что Джессике нужен кто-то, кто обнимет ее и скажет, что это не ее вина.

Через час я предложила пациентке немного поспать. Все шло хорошо, но ей понадобятся силы, когда дело дойдет до родов. Единственная проблема заключалась в том, что Джессика пила антибиотики: у нее была повышенная температура во время обращения в больницу – первый признак инфекции. Поэтому ей немедленно дали препараты в качестве меры предосторожности. Мне нужно было ходить к пациентке каждый час, чтобы вводить их через канюлю.

Джессика слегка дремала на кровати, когда я в полночь осторожно открыла дверь.

– О, вот она опять! – усмехнулся Адам, закатывая глаза, когда я на цыпочках вошла в палату. Он был хорошим человеком и изо всех сил старался поднять настроение жены в это мрачное время.

– Вы просто не можете держаться в стороне, – добавил он. – Она заснула всего пять минут назад.

– Я вас разбудила? Мне очень жаль, Джессика, – сказала я, – но я должна дать вам антибиотики.

– Нет, все в порядке, – вздохнула женщина. – Вообще-то я не сплю. Просто дремлю.

Постепенно в течение ночи я узнавала все больше и больше о Джессике и Адаме, и между нами сформировалась сильная связь. Возможно, это была худшая ночь в их жизни, и самое меньшее, что я могла сделать, – просто быть рядом с ними. До самого утра мы говорили об их жизни, надеждах и стремлениях.

Позже Джессика прошептала в темноте:

– Можно вас кое о чем спросить?

Адам спал в кресле рядом с кроватью. Я записывала показатели пациентки.

– Конечно.

– А как он будет выглядеть? Ну, будет ли он нормальным?

Несмотря на то что я никогда раньше не присутствовала при появлении мертворожденных, я видела довольно много таких младенцев в отделении, поэтому постаралась по возможности успокоить ее:

– Да, младенец будет нормальным. Он все равно остается вашим ребенком. Малыш был в порядке на всех УЗИ, ведь правда? Он отлично выглядел тогда и будет прекрасен, когда родится. Он все еще будет теплым. В конце концов младенец замерзнет, но вы можете держать его и проводить с ним столько времени, сколько захотите. Все будет в порядке. Единственная разница будет в том, что он не жив.

– О, я не уверена, что смогу взять его на руки, – Джессика казалась встревоженной.

– Ну, сейчас вам не нужно принимать никаких решений, – сказала я. – Посмотрим, что вы почувствуете, когда придет время.

Она боялась увидеть, как будет выглядеть ребенок. В конце концов, это естественно – бояться неизвестного, и я тоже испытывала трепет, но в глубине души знала, что младенец будет нормальным.

В четыре часа утра состояние Джессики изменилось, и она начала ощущать давление. В этот момент в палату вошла Беверли, и я немного отступила назад. Все-таки я в первый раз присутствовала на таких родах, а у Беверли был опыт. Я наблюдала, как она помогала принять мальчика Джессики, потому что никогда раньше не видела ничего подобного, и должна признаться, чувствовала беспокойство. Но ребенок появился довольно быстро, что было настоящим благословением. И он был прекрасен: от крошечных глаз до мягко сморщенного рта он выглядел совершенным, как спящий младенец. Пуповина вышла за ним, и тогда мы увидели узел.

– Это истинный узел, – тихо произнесла Беверли. – Вот что случилось с вашим сыном. Пока он двигался внутри матки, пуповина завязалась узлом и туго натянулась, перекрыв кровоснабжение. Ни вы, ни кто-либо другой не смогли бы ничего сделать. Знаю, сейчас это не утешает, но случившегося было не изменить.

В нашей больнице мать мертворожденного ребенка может находиться с ним столько, сколько ей нужно для принятия судьбы и успокоения.

Беверли передала мальчика мне, и в этот момент все мои страхи растаяли. Я заметила, что он обмяк